Слушая музыку, я закрываю глаза. Я хочу навсегда запомнить ее: ведь скоро нам уезжать; рай на земле не может длиться вечно.
Сашу, видно, беспокоит, что я закрыла глаза.
— Как ты себя чувствуешь?
— Лучше не бывает! — улыбаюсь я, не открывая глаз. — Я так благодарна этому старику — знахарю, что он вылечил меня. Представляешь, как обидно было бы неделю проваляться в постели! Да еще и не известно, чем бы все кончилось…
— Ты еще слаба.
— Вовсе нет. Мне кажется, я никогда не была такой сильной. По крайней мере — внутренне.
— Не хочешь сходить к нему? — предлагает Саша.
— К кому?
— К знахарю, к Отцу, — подбирая слава, Саша целует меня в щеку. — Я заметил, он у них тут не только за сумасшедшего. Он и философ — как с тобой разговаривал, помнишь? Он и чародей, и хранитель фольклора, и звездочет, и предсказатель. Одним словом, светило!
Предложение Саши кажется мне интересным:
— Я бы и рада к старику сходить, да как его найти?
— Гита знает. Она отведет, — поднимается с земли Саша. — Правда, Гита?
Гита кивает, будто понимает, о чем речь.
Саша оглядывается на утес:
— У них с Отцом нечто вроде родства душ. Она у него как бы ученица.
Через минуту мы уже поднимаемся в гору. Мы — опять легкие на подъем. Гита впереди, я за ней, Саша — замыкающий.
— Видела бы ты, как он на тебя смотрел. Знахарь.
— Когда? — спрашиваю, тяжело дыша от подъема; от нагрузки у меня дрожат коленки.
— Там, в пещере. Наверное, так Бог смотрел на Еву — на дитя свое, создание своих рук.
— Не переживай, я видела.
— Ты не могла видеть! — уверенно восклицает Саша. — У тебя были закрыты глаза.
— Я видела его не глазами, иначе как-то. Наверное, у меня с ним тоже родство душ.
На это Саша не находится, что ответить. И некоторое время мы идем молча.
Мы обходим справа тот величественный утес, на котором провели с Сашей счастливо немало времени. И вдруг выходим к расщелине с входом в пещеру. А я полагала, что она должна остаться несколько в стороне.
Спрашиваю Сашу:
— А правда, что тебя здесь чуть не укусила змея?
Саша даже останавливается от изумления.
— Правда! Когда я собирал листву… Но я же тебе этого не говорил. Не хотел пугать.
— Значит, мне приснилось.
— Вот так дела! — качает головой Саша. — Да, действительно, я разворошил листву и в свете молнии увидел, что за рукой моей будто метнулась веревка. Реакция спасла: моя рука отдернулась быстрее, чем я сумел что-либо сообразить.
Мне на секунду становится страшно: если б Сашу укусила змея, не помог бы и знахарь.
Саша долго удивляется, потом говорит:
— Послушай, ты у меня, наверное, ясновидящая!
— У тебя? — смеюсь я.
— А что? Разве нет?
— Мы же еще не вернулись из Индии. Не кончилось наше предсвадебное путешествие.
Мы идем дальше.
Через полчаса переваливаем через невысокую гору, двигаемся по краю ущелья. Глубоко внизу, метрах в двадцати шумит довольно большая речка. Это она прорезала в здешних горах ущелье за миллионы лет. С замирающим сердцем заглядываю вниз. Кое-где речка глубока, здесь вода в ней видится темно-синей; на порогах, где вода бурлит неистово, она снежно-белая, покрытая пеной.
— Идем, идем! — подгоняет сзади Саша.
Я догоняю Гиту, но время от времени бросаю взгляд на реку. Она очень красива.
Скоро Гита останавливается, показывает рукой вперед.
Мы видим навесной мост над ущельем — мост из веревок и какого-то тростника. Страшновато, конечно, ходить по такому мосту, но и романтично ужасно!
Гита что-то говорит на своем наречии, но мы не понимаем.
Когда мы подходим ближе, замечаем, что с мостом не все в порядке. Наверное, об этом и говорила только что Гита. Одна из толстых веревок на том краю ущелья оборвалась — скорее всего во время ливня. Мост перекошен, и пройти по нему можно разве что до середины ущелья, а дальше следовало бы перебираться на манер канатоходцев, чего мы, естественно, не можем себе позволить.
Саша качает головой:
— Теперь понятно, почему старик не приходил после ливня. Я помню: он хотел.
— Он там живет? — спрашиваю я Гиту, показывая на другую сторону ущелья.
Гита кивает, понимая, что я имею в виду Отца.
Тем временем Саша уже оказывается у моста и пробует на прочность оставшуюся веревку.
