Громко хлопает дверь. Так громко, что у нас на кухне жалобно дребезжат стекла и звякают крышки на кастрюлях.
Через минуту тетушка укоряет меня:
— Ну, зачем ты так? Не могла помягче? Сказала бы, что подумаешь, что требуется время… Он видела какой пришел! А какой ушел…
Мне грустно:
— Какой пришел, такой и ушел.
Тетя Оля садится напротив:
— И напрасно ты его гонишь.
— Я его не гоню.
— Гонишь, я вижу.
— Просто я за ним не иду. И за него — не выхожу. Не считаю возможным. Ты же видишь, какой он! Его болтает, как маятник. Я не могу строить дом, быт, свое благополучие на маятнике. Влево-вправо, влево-вправо, в прихожую — на кухню, пальцем в торт… — я вскакиваю со стула (кажется, сорвалась!). — Извини, тетя! Я устала. Сегодня был трудный день. Поход в издательство. Ты же знаешь, как это изматывает. Да и вообще…
У меня сейчас такое ощущение, будто все то «вообще» было вовсе и не со мной.
Тетушка некоторое время молчит. Кладет мне на тарелку отбивную, гарнир.
Вздыхает, украдкой поглядывает на меня. Все-таки решается продолжить этот разговор:
— Ты подумай, Аленка, еще хотя бы ночь. Может, надумаешь. Он же парень — ничего. Ну подвижный пока. Потому что молодой. Не совсем нашел себя. А со временем остепенится, потяжелеет. Кончится болтанка. Присмотрись-ка к нему повнимательнее. Который уж год за тобой ходит. Есть в нем и хорошие черты.
«И эти вихры! Рядом со мной на подушке?»
— Присмотрелась уже, тетя. Было время.
— И что? Нет? — в ее глазах еще не погасла надежда.
Я не испытываю сомнений:
— Нет, тетя.
— Ну как знаешь! — она вздыхает. — Я по молодости тоже переборчивая была: это не нравилось, то — не терпела. Сказочного красавца ждала, героя на белом коне — с медалями и саблей… Но вокруг все не героические личности терлись. Меня завмаг едва с работы не гнал. Ухажеры мои надоели — у прилавка не протолкнуться. А с годами все меньше и меньше было ухажеров. Отцвела красавица. И время свое упустила. Замуж за старого выходила, за плешивого. Уж не по любви. Молодые не брали. А Луке я нужна была…
У меня не очень приятные воспоминания о Луке, поэтому я помалкиваю.
— Подумай! Подумай, дорогая племянница. Все еще можно поправить. Как ушел Константин, так и вернется — только позови.
— Он нам чуть дверь не сломал, — напоминаю тетке.
Но она меня не слышит. Или не хочет слышать.
Жар-птица, утренняя звезда
После ужина я иду в свою комнату, переодеваюсь в халат. Настроение — на нуле.
Мысленно перебираю все, что произошло за день. Отнесла рукопись — это хорошо. Все остальное — плохо. Никакой личной жизни. То, о чем мечтаешь, не приходит — не спускается желанный журавль с небес, не садится на плечо; то, что можешь взять, брать совсем не хочется, — не прельщает синица. Вечная проблема…
«Переборчивая? Не из кого выбирать…»
А впереди маячит разбитое корыто.
Но — прочь эти мысли! Прочь! Нужно думать о приятном. Особенно на ночь глядя. Не то будут сниться кошмары.
Хорошо. Думаю о приятном.
«Рукопись я сегодня сдала. Вроде пока делать нечего. Устрою-ка я себе недельку отдыха. Подружку Эрику пошлю подальше. В шкаф. И позволю себе толстый-толстый старый роман. Что-нибудь из Диккенса. Или из сестер Бронте. Или из русских, девятнадцатого века… Прошвырнусь по букинистическим магазинам… Помечтаю над Невой…»
Сумерки за окном. Почти темно в комнате. Люблю это время суток. Оно приносит мне покой.
Не включая свет, сажусь за стол. Долго смотрю в небо. Звезд еще не видно. Мне становится жалко себя: думается, что я именно та звезда, которая должна сейчас сиять в вышине. И сияла бы, если б…
Срывается с ресницы слеза.
«Он не назначил мне встречи. Не попросил телефон. Умный, сильный. Настоящий. Осветил на мгновение своим сиянием. И ушел. Оставил меня и Надежду. И горечь разочарования. Растревожил меня этот случай».
Смутно представляется мысленному взору лицо Саши.
«Или это я ушла? Нет, помнится, я оборачивалась, выстукивала морзянку. А он уходил, уходил… не оглядываясь. Именно так уходят навсегда».
Ложусь грудью на стол, голову опускаю на локоть. Такой мягкий локоток! Белый в сумерках, мраморный. Я люблю свое тело. Но, кроме меня, кажется, никто его не любит. Может, только этот Константин. Не то чтобы Константин — постылый. Просто сердцу не прикажешь.
