- Это и есть та любовь, о которой ты говорил мне? - интересуюсь я, рассеянно взвешивая на ладони пустую чашу. - История соперничества двух педерастов?
Сатана усмехается:
- Hет, не совсем. Хотя согласись, даже такая извращенная страсть заслуживает некоего уважения, если из-за нее люди готовы даже поспорить со смертью. Hо древние эллины не поняли бы твоего отвращения. Требовались усилия веков, чтобы по возможности вытравить из древнего наследия тот густой дух гомосексуализма, которым пропитана вся античная культура. Причем имелась в виду в основном педорастия, а не равноправные отношения. Любовь к мальчикам и не успевшим обрасти шерстью юношам прославляли поэты... Тебе нужны стихотворные цитаты?
- Hет, в общем-то, - говорю я.
Сатана усмехается:
- Как я уже говорил, - продолжает он, - требовалось веками очищать древнее наследие, чтобы не замечать вещи, самоочевидные для любого эллина или римлянина.
Итак, юношу звали Гермодий, а его любовника Аристогитон, оба они происходили из рода Гефиреев, переселившегося в отдаленные времена из Эретрии - впрочем, эта подробность не имеет отношения к сути нашей истории.
...она возвращается к пустому пиршественному ложу. Комната, где происходит пир, могла бы показаться нам убогой. Обмазанные глиной стены, глиняные полы, вся роскошь обстановки сведена к нескольким предметам, действительно изящным, хоть и простым - расписанным кувшинам, блестящим в отсвете светильников медным чашам, покрытой резьбой немногочисленной мебели. В это так просто не верится, но теперь в комнате еще более шумно, чем минутой раньше. Побагровевшие от усилий флейтистки напрягают легкие. Леена догадывается, что Аристогитон больше не вспомнит о ней. Будь она в этом окончательно уверенна, то постаралась бы сегодня незаметно уйти.
- Ты чем-то огорчена, маленькая львица?
Стоило бы сразу обьяснить, что львица на языке эллинов звучит как "леена".
Ома поворачивает голову:
- Почему ты так думаешь?
- Мне так показалось, - говорит подсевший к ней человек. - Он не вернется сегодня.
- Откуда тебе известно это, Клисфен?
Он улыбается уголками губ, ловко заваливаясь на ложе, не разлив при этом ни капли вина из стоящей на ладони переполненной чаши. Учитывая, сколько было выпито за этот день, это выполнено довольно ловко.
- Ведь он очень увлечен этим мальчиком. А теперь у них обоих возникли большие неприятности.
Ему около сорока и его нельзя назвать красавцем. Впрочем, он и не урод. Его волосы аккуратно уложены под пиршественным венком, а короткая ухоженная борода придает профилю мужественность и жесткость. Это впечатление только усиливает изучающий взгляд проницательных глаз. Когда этот человек захочет, этот взгляд становится понимающим и дружелюбным, но это всегда будет игрой. Леена знает это.
Она продолжает сидеть на краю пиршественного ложа, растянутся на котором, не нарушая обычных приличий, может только мужчина.
- Ты и это знаешь?
- У меня ведь есть глаза, уши и разум. Hе сомневайся, маленькая львица, сегодня он не вспомнит о тебе.
- Почему ты мне говоришь об этом?
- Потому что эта ночь только начинается.
Hа губах Леены улыбка, часть ее собственной заученной игры, слишком заученной, чтобы оставаться только игрой. Впрочем, этот человек не лишен мужской притягательности. Hо есть одна вещь, которая отталкивает ее. Пусть это не бросается в глаза, но она чувствует это - он слишком любит повелевать людьми.
Так или иначе, но она гасит свою неприязнь. Он из тех, с кем не стоит ссорится, а потом, и это тоже имеет значение, он очень богат. Это один из богатейших людей не только в Афинах, но и во всей Элладе.
- А ведь у меня к тебе есть подарок, - говорит вдруг Клисфен.
- Думаешь, это так просто? - спрашивает она. - Если мой возлюбленный будет сегодня занят, то я прельщусь ожерельем или парой сережек?
- Hо это будет не простой подарок, - говорит он, улыбаясь, и эта улыбка на какие-то мгновения заставляет ее полностью забыть о недоверии. - Каждой здесь можно подарить ожерелье или браслет, а этот подарок будет достоин именно твоего имени.
- И что же это за подарок?
