Он хотел продолжить, рассказать об избиении юнкеров и насилии над женщинами во время взятия Зимнего дворца, о расстреле девушки перед зданием Думы, но поднялся невообразимый шум, крики, кто-то свистел. В этой какофонии звуков Николай не мог понять, поддерживает его большинство присутствующих или категорически не согласно. Когда шум начал стихать, прозвучало несколько хаотичных выступлений — как в поддержку Комитета спасения родины и революции, так и против. Точку поставил старший преподаватель капитан Плотников Ростислав Иванович, фронтовой офицер, лишь недавно начавший преподавать в училище после тяжелого ранения, но пользующийся любовью и уважением юнкеров.
— Господа юнкера! — Его громовой голос перекрыл шум в зале. Наверное, так он командовал батареей во время боевых действий на фронте. — Не кажется ли вам, что вас толкают в братоубийственную авантюру, которая должна привести именно к гражданской войне? Правительство Керенского своей политикой спровоцировало развал армии на фронтах, поощряя так называемые солдатские комитеты. А пресловутый Комитет спасения революции принадлежит к эсеровской партии, которая около восьми месяцев правила Россией и травила нас, офицерский состав, как контрреволюционеров, а теперь распустила слюни и требует от нас помощи. Так за кого и во имя чего мы должны проливать кровь? Поэтому, господа, я предлагаю занять выжидательную позицию. Вы знаете, я не трус и мои боевые награды тому подтверждение, но идти воевать, чтобы взять власть у одной партии для другой, уже показавшей свою несостоятельность…
Поднялся невообразимый шум. Из выкриков, выступлений Николай понял, что юнкера не выступят из училища и будут соблюдать нейтралитет. Никто из товарищей его не поддержал. Оставаться здесь было бессмысленно. Ясно, что юнкера Михайловского училища будут следить за развитием событий, сидя в казарме, в то время как судьба революции решается на улицах города.
Никто из товарищей к нему так и не подошел, и он, махнув рукой, поспешил прочь. И как раз вовремя, чтобы не столкнуться с приближающимся отрядом матросов и красногвардейцев. Переждав, он поспешил дальше. Город просыпался. Открылись булочные. Показались прохожие, которые, не обращая на далекую россыпь выстрелов никакого внимания, спешили на службу. Николай заметил людей, столпившихся возле театральной тумбы. Его сердце забилось, когда, подойдя, он увидел свеженаклеенную листовку: «Воззвание Комитета спасения родины и революции, Петроград, 29 октября. Войсками Комитета спасения родины и революции освобождены все юнкерские училища и казачьи части. Занят Михайловский дворец. Захвачены броневые и орудийные автомобили. Занята телефонная станция, и стягиваются силы для занятия оказавшихся благодаря принятым мерам совершенно изолированными Петропавловской крепости и Смольного института — последних убежищ большевиков. Предлагаю сохранять полнейшее спокойствие, оказывая всемерную поддержку комиссарам и офицерам, исполняющим боевые приказы командующего Армией спасения родины и революции полковника Полковникова и его помощника подполковника Краковецкого, арестовывая всех комиссаров так называемого Военно-революционного комитета. Всем воинским частям, опомнившимся от угара большевистской авантюры и желающим послужить делу революции и свободы, приказываем немедленно стягиваться в Николаевское инженерное училище (Инженерный замок). Всякое промедление будет рассматриваться как измена революции и повлечет за собой принятие самых решительных мер. Председатель Совета республики Авксентьев. Председатель Комитета спасения родины и революции Гоц. Комиссары Всероссийского комитета спасения родины и революции при командующем армией спасения; член военного отдела Комитета спасения родины и революции Синани и член военной комиссии Центрального комитета партии социалистов-революционеров Броун».
Подошел патруль из красногвардейцев и солдат с красными повязками, и люди начали расходиться. Высокий солдат с перекошенным от злобы лицом сорвал листовку, в то время трое других задержали юнкера Пажеского училища, совсем еще мальчишку. Коля пожалел, что его выпустили из училища без оружия, а лезть с голыми руками на вооруженных солдат было глупо и бессмысленно, и поспешил уйти, пока не заметили его юнкерскую шинель. Уже на самом углу улицы он обернулся. Солдаты повалили юнкера на землю и избивали его ногами. Кровь застучала у Николая в голове, но он пересилил себя, сдержался. На подходе к училищу он услышал впереди выстрелы, изменил маршрут и вместо главной проходной поспешил в хорошо знакомый тупичок, где стена была не такая высокая и которым пользовались тогда, когда надо было уйти из училища незамеченным. Дальше он прошел к черному входу на кухню, через который и попал в здание. Стрельба усилилась, послышалась пулеметная очередь. Поднявшись на второй этаж, Коля увидел вооруженных юнкеров, которые вели перестрелку с невидимым противником. Пулеметная очередь прошила оконный проем, брызнули стекла, посыпалась штукатурка. Юнкер у окна, охнув, выпустив винтовку и повалился навзничь. Коля бросился к нему. Пуля, попав юнкеру в челюсть, прошила голову насквозь, вывалив кусок черепа. В густой крови плавали беловатые кусочки, и Коля понял, что это мозг. Его стошнило.
