– Господи Боже, опять! – взорвался Робб.
Холлэнд посмотрел вперед. Теперь они летели в ста пятидесяти футах над землей, огни посадочной полосы становились все ближе. Обычно по ночам он не мог разглядеть покрытия полосы. Но теперь в темноте было больше разметки и огней, загораживающих ее, и медленно они превратились в нечто другое. Между сигнальными огнями посадочной полосы, выстроившись от ее начала и до конца, расположилась мощная линия красных, белых, синих сверкающих огней. И это оказались… бронетранспортеры!
– Господи, – спокойно заметил Холлэнд, – они полностью блокировали посадочную полосу.
Робб переключился на частоту КДП в Милденхолле. Немедленно раздался голос с американским акцентом.
– Шестьдесят шестой, говорит КДП в Милденхолле. Сворачивайте, сэр! Сворачивайте! Вам запрещено садиться. Посадочная полоса блокирована и закрыта. Солдаты и машины на всех участках посадочной полосы. Пожалуйста, подтвердите прием!
Холлэнд кивнул.
– Скажи им, мы видим. Мы собираемся прекратить снижение.
– Я не могу поверить! – пробормотал Робб.
Холлэнд покачал головой, а его руки взялись за рычаги управления двигателями.
– Максимальная тяга, закрылки на пятнадцать градусов.
На шее у Робба вздулись жилы, а в его голосе появились новые нотки бешенства.
– Черт побери, мы же не можем летать так целый день!
Снова возник голос диспетчера:
– Шестьдесят шестой, повторяю, разворачивайтесь. Полоса блокирована и закрыта!
Холлэнд взглянул на Робба.
– Закрылки на пятнадцать градусов, пожалуйста.
Дик Робб колебался, его губы сжались, он пытался успокоиться. Милденхолл был решением проблемы. И вдруг решение вырвали у него из-под носа, и это ошеломило его.
Холлэнд потянулся правой рукой мимо рычагов управления двигателями и перевел ручку управления закрылками на отметку «пятнадцать», выпуская их. Робб отвернулся, огорченный тем, что ему не ответили.
– Прошу прощения… закрылки на «пятнадцать», – извинился он.
– Уже сделано. Увеличиваю скорость, убрать шасси, – приказал Холлэнд.
Робб протянул руку и толкнул рукоятку уборки шасси. Пейзаж стал удаляться, когда Холлэнд начал набирать высоту следом за «F-15». Он отрешенно думал о том, где и когда кончится этот кошмар.
Рассуждая логически, он пришел к выводу, что ситуация с горючим далека от критической. Им хватит еще не меньше чем на четыре часа полета, и существуют сотни посадочных полос и миллионы вариантов. И если провалится все остальное, он может просто неожиданно плюхнуться на любой аэродром с достаточно длинной посадочной полосой. Но осознание того, что они в одно мгновение превратились в международных изгоев, неспособных получить разрешение на посадку на чьей-либо территории глубоко пугало его. Одно дело – реагировать на бюрократов-перестраховщиков, но реальность такова, что весь мир боится их.
«А что если, – подумал Холлэнд, – мы все заболеем неизвестной смертельно опасной болезнью? Как долго продержимся? Хватит ли мне времени безопасно посадить самолет, прежде чем я разболеюсь настолько, что не смогу им управлять?»
Холлэнд оглянулся, убедился, что шасси убраны, их люки закрыты, снова положил руки на рычаги управления двигателями. Он заметил, что Робб все еще сидит молча, в оцепенении.
«Я обязан теперь полагаться на решения других людей», – напомнил Холлэнд самому себе. Компания, Государственный департамент, правительство и кто там еще. Это не его самолет, ему просто придется обеспечивать его безопасность, пока люди там, внизу, решат проблему.
Он вспомнил былые дни, когда он только что демобилизовался из ВВС и поступил на работу в качестве бортинженера. Тогда пилоты авиалайнеров были другими. От них ждали, что они сами примут решение.
Но эти дни миновали.
Джеймс Холлэнд включил автопилот, установил скорость постепенного набора высоты и откинулся в кресле, чувствуя себя почти беспомощным. Ему сказали, что компания сообщит инструкции по телефону.
Его взгляд упал на телефон как раз в тот момент, когда раздался звонок.
