Ахмедхан, руша ветки, с треском проломился сквозь куст, бросил трехногого козла у ног старика. Переливчато призывно засвистел. Из зарослей, коротко заржав, отозвался Шайтан. Загремели камни под копытами, жеребец, расплескивая воду, выбирался на зов из ручья. Встал подле хозяина.
— Будь здесь, — сказал ему Ахмедхан. Конь согласно закивал головой, бороздя копытом гальку.
Шамсудин хлопнул ладонью по коленке, удивился:
— Умная скотина. Совсем как человек.
— Сидишь на ветках. Встань. Сделаю костер, — вяло предложил Ахмедхан. Шамсудин жалобно сморщил лицо, щетина собралась на нем пучками, сказал:
— Напрасно время потратишь. Совсем сырые они. Вчера срезал, ночевал на них.
— Тогда набери сухих, — предложил Ахмедхан. Добавил: — У обрыва лежит хорошая охапка. А я приготовлю мясо.
Старику не хотелось вставать. Ему так не хотелось этого делать, что он подумал: потерплю без мяса. Ахмедхан отрезал у козла вторую ногу. Сталь кинжала легко полосовала красноватую плоть. Шамсудин зажмурился, сглотнул слюну, втянул живот. Пустые кишки липли к позвоночнику. Шамсудин представил: огонь лижет козлятину. Она шипит, роняя в костер капли жира, остро пахнет жареным. Шамсудин тихо застонал, поднялся, петляя, побрел к обрыву. Ахмедхан, орудуя кинжалом, проводил его взглядом, ухмыльнулся. Легкое потрескивание в кустарнике удалялось. Быстрым движением Ахмедхан затолкал руку под кучу хвороста, нащупал горловину плотно набитого хурджина. Запустил в нее пальцы, нащупал что-то твердое. Вытащил комок, оторопел: на ладони лежала руда — та, что он когда-то носил отцу. Ахмедхан спрятал комок под бешмет.
Позади, приближаясь, захрустели шаги в кустарнике. Старик ломился напролом, прижимая охапку палок к животу.
Ахмедхан сидел на корточках, сдирал с козлиной ноги шкуру. Спросил не оборачиваясь:
— Принес?
Тощая грудь Шамсудина ходила ходуном. Он бросил сучья рядом с Ахмедханом, вытер пот, присмотрелся к своему ложу. Бурка покоилась на месте. Шамсудин судорожно вздохнул, с натугой распрямляя спину: кололо в боку, красная муть застилала глаза.
«Однако заболел, что ли?» — с тревогой подумал он. Присел на бурку, поерзал тощим задом, ощутил надежную твердость хурджина под ним и успокоился. Жизнь продолжалась. Она сулила большие блага, и за нее теперь следовало цепляться изо всех сил. Он нашел много камня, о котором говорил мулла Магомед, — целую гору. И он один знал теперь, где эта гора. Но он узнал и другое — то, что сделало ее бесценной: камни из этой горы нужны Митцинскому, самому сильному человеку на Кавказе. Русские не в счет, у них свои заботы. Мулла Магомед разослал гонцов на поиски горы, снабдив сказкой для дурачков: гора святая, и каждый, нашедший ее, попадет на том свете в рай. Он очень болтлив, этот Магомед, иначе он держал бы язык за зубами ночью, греясь у пышного бока своей жены. Но мулла не умел этого делать и проболтался ей про золото Митцинского, которое обещано в награду за камни, что в хурджине у Шамсудина. Жена Магомеда под большим секретом поделилась вестью со своей младшей сестрой, та — с племянницей. А племянница дружила с внучкой Шамсудина. Теперь камни в хурджине Шамсудина, и он один знает ущелье, где аллах нагромоздил их до небес. Долго он искал это место и теперь им владеет по праву. Он не так глуп, чтобы делиться своим секретом с муллой, Шамсудин сам пойдет к Митцинскому. О-о, это очень сильный человек, у него есть все, чем судьба отмечает своих избранников: власть и золото. Власть ему дали русские, золото он добыл сам. Его, сказал Магомед жене, у Митцинского столько, что можно купить весь скот у десяти аулов. Столько Шамсудину не надо. Ему нужны всего три коровы и две лошади. Одну корову он отдаст своему неразумному родичу Гелани. Аллах обидел его, дал большое сердце, которое болит за весь Хистир-Юрт, и обделил разумом. Разве может разумный человек так поступать? Сколько добра проходит через руки председателя Гелани! Советы поручили ему собирать продналог, реки кукурузы текут через его двор, горы мяса, и ничего не прилипло к рукам. У-уй! Связаны они у него, что ли?
