Когда фургон, миновав воротную арку, удалился от стражников, охранявших въезд в город, метров на двадцать, дядюшка Прок снова посмотрел на Вотшу и довольным тоном проговорил:
— Знай, юноша, все люди, в том числе и многоликие, готовы оказать помощь, если эта помощь не требует от них каких-либо усилий или расходов! А что может быть проще и дешевле, чем совет, данный за деньги?!
Вотша в ответ только улыбнулся.
До постоялого двора актерская компания добралась довольно быстро — народу на улицах было по раннему времени немного, а рынок, на который стремились все приезжие крестьяне, находился в другой стороне города. Серое трехэтажное здание постоялого двора было видно издалека — его ярко-зеленая крыша, украшенная огромной кирпичной трубой, прикрытой резным металлическим колпаком с флюгером в виде летящего аиста, бросилась в глаза, как только фургон свернул с площади Трех фонтанов на улицу Бесстыдниц. Да и вывеска, висевшая на углу здания, была достаточно велика, чтобы привлечь к себе внимание.
Въехав через широко распахнутые ворота во двор, фургон остановился. Дядюшка Прок, заехавший следом, спрыгнул с седла на землю и, махнув рукой своим ребятам, направился к заднему крыльцу постоялого двора, а Эрих, соскочив с козел на землю, принялся колотить в заднюю дверь фургона, покрикивая:
— Всё, приехали!.. Вставайте, лежебоки, я не собираюсь делать за вас всю работу…
В этот момент Вотша, свесив с крыши лохматую голову, проговорил:
— Да пусть они поспят, что мы сами фургон не разгрузим?
— Ага… — недовольно проворчал Эрих. — Мы будем вещи таскать, а они будут дрыхнуть.
Но стучать все-таки перестал и, зайдя сбоку, приказал:
— Ладно, сбрасывай, только осторожно!
Вотша отвязал веревку, которой актерский багаж крепился на крыше фургона, и, снова свесившись вниз, принялся аккуратно передавать в подставленные руки Эриха нетяжелые корзины. Когда все корзинки оказались на земле, дверь фургона распахнулась, и на верхней ступеньке короткой лесенки появилась женщина.
Ее молодость давно миновала, однако и старухой назвать ее было нельзя, тем более что одета она была аккуратно, даже с некоторым шиком. Ее чуть полноватую фигуру облегало бледно-зеленое шелковое платье с короткими рукавами, на ногах красовались белые чулки и зеленые туфли на невысоких каблуках. Лицо ее было слегка помято после сна, волосы растрепаны, а губы недовольно надуты. Оглядев двор чуть выпуклыми светло-голубыми глазами, она проговорила хрипловатым со сна голосом:
— Ну?! И кто здесь колотился в дверь?! Кому приспичило получить по шее?!
Тут ее взгляд натолкнулся на рыжую шевелюру Эриха, принимавшего первый из привязанных на крыше чемоданов, и она покачала головой:
— Я так и думала, что в дверь ломится этот рыжий оболтус!..
Эрих, опустив чемодан на землю, бросил косой взгляд на женщину и обиженно пробормотал:
— А ты не могла подумать, что это был оболтус-блондин?!
— Нет! Не могла! — отрезала женщина. — Бамбарей воспитан так, что не позволит себе ломиться к совершенно измотанным женщинам.
И словно в ответ на эту ее отповедь с крыши фургона донесся голос Вотши:
— С добрым утром, тетушка Мармела. Вам удалось хоть немного отдохнуть?!
— С добрым утром, Бамбареюшка… — Мармела спустилась по лестнице на землю и повернулась лицом к фургону. Тон ее стал гораздо ласковее, и даже хрипота исчезла из голоса. — Мы отдохнули, но именно что немного.
Последовал новый рассерженный взгляд в сторону Эриха, а затем Мармела снова посмотрела на свесившегося с крыши фургона Вотшу и спросила:
— А где этот бездельник, Прок?
— Где-где… — проворчал себе под нос Эрих. — На… Волчьей звезде!..
Мармела уже открыла рот, чтобы сказать рыжему ворчуну, что именно он собой представляет, но Вотша ее перебил:
— Дядюшка Прок отправился к хозяину постоялого двора договариваться о ночлеге и помещении для представлений.
— Без меня?! — Тетушка Мармела аж подпрыгнула на месте. — Да о чем он может без меня договориться?! Он же просто отдаст последние деньги, а взамен получит дохлую крысу!..
— И тетка Мармела сварит из нее похлебку… — снова проворчал себе под нос рыжий.