А вокруг – весна! Ранняя, без насекомых, с первыми беременными почками, с последними ошметками снега, с сухим шуршанием под ногами на возвышенностях и хлябью в низинах, с робкой травкой и смелым пением птиц, с ярким солнцем, еще не жарким, но уже теплым. Авитаминозное, но чудесное время года. Преддверие биологического взрыва природы.
Ельник давно остался позади, по краям тропинки вековые сибирские сосны, которые ошибочно называют «кедрами». К дереву кедру, упомянутому в Библии и произрастающему в Палестине, сосна сибирская отношение имеет весьма и весьма отдаленное. Кедром нашенскую сосну обозвали казаки, пришедшие покорять Сибирь под началом Ермака. Тропинка круто сворачивает, и я вместе с ней. И выхожу на полянку размером с площадку для игры в волейбол. И вижу домик посреди полянки типа охотничьей заимки. Этакая избушка на сваях, будто на курьих ножках, стоит ко мне дверцей, к лесу задницей. Свежесрубленная избушка, максимум пара лет от роду. Замедляя шаг, рассмотрел избушку, крутанул головой и замечаю...
М-да... С добрым утром, тетя Хая, вам посылка из Шанхая... Замечаю трех китайцев на краю поляны. Двое стоят чуть впереди с правого края поляны, один параллельно им на левом краю. Одевались китайцы в том же бутике, что и я, на них телогрейки да кирзачи, только на головах не «пидараски», а кроличьи шапки-ушанки. В руках у желтокожих автоматы системы «калашников». Три ствола и узкие глаза смотрят, естественно, на меня.
Заметив китайцев с автоматами, я останавливаюсь. Крюк-протез держу чуть на отлете, слегка опираясь подмышкой на костыль. Лицо у меня без всякого намека на какое-либо выражение. Ни страха, ни удивления, ни отрешенного спокойствия уверенного в своих силах мужчины, никакого поддающегося дешифровке выражения на лице.
Одинокий китаеза с левого края поляны двинулся мне навстречу. Грамотный маневр – он приближается и не пересекает линию огня соплеменников напротив. Примечаю оттопыренный боковой карман телогрейки одинокого автоматчика. Из кармана торчит куцая антенна. Расклад понятен – тот хрен, который меня засек и отслеживал, который сверлил взглядом мой затылок, связался по рации с этой троицей, и мне устроили теплую встречу. Кстати! Взгляд за спиной я ощущать перестал. Вышел на полянку, и тяжесть в затылке исчезла.
Вот бы узнать, сидит ли еще кто-то в избушке на курьих ножках, или Магелланов тайги с автоматами всего четверо?
Китайский автоматчик остановился в пяти шагах слева от меня, убогого. Опустил ствол, направил его на мои колени и спросил по-русски, без всякого акцента:
– Ты почему один?
Ничего вопросик, да? А сколько, интересно, меня должно быть? В смысле – нас? И, самое главное, кого «нас»?
Отвечаю неопределенно:
– Так получилось.
– Ты один все не унесешь, – говорит китаец и так подозрительно-подозрительно на меня смотрит. Ясен перец, его напрягает, что я один, а нас должно быть больше. Чтоб унести «все». Логика ясна, а дядька сообразительный.
– Чего не унесу, здесь припрячу, – отвечаю я, слегка растянув губы в улыбке. – Потом мы за этим вернемся.
– Ты мне не нравишься, – заявил китаец, брезгливо скривив рот в ответ на мою радушную улыбку.
– А я, знаешь ли, не баба и не пидор, чтоб тебе, чурка, нравиться. – Моя улыбочка перефазовалась в оскал, я встретился с китаезой взглядом, и черт его знает, чем бы закончилась наша визуальная дуэль (я уже прикинул, куда и как прыгать, ежели чего), но тут на дальнем конце поляны возник еще один персонаж.
Ясен пень, именно этот, вновь появившийся, вышедший из-за кулис леса персонаж следил за мной, мучил вниманием мой затылок. Этот, четвертый китаец довел меня до поляны, подставил под стволы соплеменников и по-быстрому прочесал окрестности, выясняя, нет ли еще кого лишнего из двуногих рядом. Одет этот китаец как и остальные, за одним исключением – на ногах у него нечто вроде онучей. Огнестрельного оружия при нем нету, но на правый кулак намотана цепочка. Он намотал цепочку на ладошку, сжал в кулаке грузило, приделанное к одному из концов цепи. Другое грузило болтается. Сантиметров тридцати цепь с грузилом на конце висит свободно. А сантиметрах в десяти от утяжелителя на конце цепи имеется нестандартное звено. Из череды одинаковых звеньев в цепи заметно выделяется одно большое, ощетинившееся острыми металлическими шипами. Ежели такой цепочкой захлестнуть вооруженную руку врага и резко дернуть, то длинные шипы нестандартного звена обязательно проткнут одежду, вопьются в мясо, порвут мышцы, и вражья рука пренепременно выпустит оружие. У меня под телогрейкой на поясе очень похожая цепочка-кусари, с точно такими же цилиндрическими гранеными утяжелителями на концах, но лишенная каких бы то ни было нестандартных звеньев. В эпоху раннего Средневековья, заимствуя у китайских линь гуй идею кусари, мои духовные предки ниндзя отказались от использования всяких разных нестандартных звеньев, в том числе и шипастых. Этот, четвертый китаец – линь гуй! То бишь – «лесной дьявол»! Эти существа и меня обучали боевым искусствам по весьма и весьма схожим методикам. Мы с ним, черт побери, одной крови.
