Так уж вышло, что Нико вернулся в ночь накануне праздника зимнего солнцестояния. Гоблины разожгли огромный костер и устроили пир. Шеннон сел рядом с Нико. Он хотел разузнать все о турнире, однако быстро понял, что шумное празднество кобольдов с их песнями, плясками и громкой похвальбой — неподходящее место для задушевной беседы. Двое синекожих затеяли было драку, но стоило Нико рявкнуть какой-то приказ, как драчуны разошлись.
Позже в ту ночь пошел снег. И вновь лишь малая часть снежинок долетела до дна ущелья — впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы свернуть гулянку. Кобольды по очереди кланялись Нико и уходили в пещеры.
Шеннон отвел Нико домой, осмотрел его раны, которые оказались пустячными, и со вздохом облегчения провалился в сон.
Проснулся он еще до рассвета от пронизывающего до костей холода и обнаружил, что на земле скопился дюймовый слой снега. За завтраком Нико рассказал, как воевал в руинах кобольдов. Одно из племен не поверило, что Нико — спаситель, чей приход предрекало пророчество, и в ходе турнира их отряд заманил отряд чарослова в засаду. Поначалу Нико похвалялся стойкостью своих воинов, а затем помрачнел, вспоминая о вражеских кобольдах, павших от его руки. Шеннон заставил его дважды повторить рассказ.
Позавтракав, Нико отправился спать дальше и проснулся лишь под вечер, когда перестал идти снег.
— Сегодня день зимнего солнцестояния, — сказал он, глядя через окно, как в вышине, над ветвями Небесного древа, ветер разгоняет облака. — В Звездной академии наверняка будут праздновать…
Шеннон подтвердил — будут.
— Жаль, выпало мало снега.
На миг Нико умолк.
— Может, я прогуляюсь на верхние ветви и полюбуюсь снегом? Там, на ветвях, я заприметил небольшую хтоническую крепость. С ее сторожевой башни открывается живописнейший вид.
Шеннон еще ни разу не поднимался так высоко. Он решил, что не будет поспевать за юным учеником, и велел Нико идти одному.
Когда Нико добрался до сторожевой башни на верхушке Небесного древа, перед его взором предстала бескрайняя панорама заснеженных гор. Далеко на севере чернел изящный силуэт Певучего шпиля.
Хтоническая башня давным-давно стояла без крыши, и теперь здесь все покрывал слой снега глубиной в фут. Чарослов стряхнул снег с того, что когда-то служило столом, забрался наверх и стал наблюдать, как тают во мраке остатки самого короткого в году дня.
Когда бордовые лучи заходящего солнца заплескались на краю небосклона, подобно красному вину на дне бокала, Нико услышал на лестнице хриплое дыхание Шеннона. Он подбежал, чтобы помочь старику преодолеть несколько последних ступенек.
— Магистр, — проворчал чарослов, — ну что же вы ничего не сказали! Я бы вместе с вами пошел.
— И потерял бы время, возясь со стариком, — пропыхтел волшебник. Нико помог ему сесть. — Кровь и пламя, как же я устал! — воскликнул Шеннон, усаживая Азуру на колени и заворачивая ее в плащ. Птица, которой приходилось смотреть за двоих, тут же высунула голову из своего нового тряпичного гнезда.
— Какая красота! — воскликнул старый волшебник. От улыбки по его лицу разбежались лучики морщин. Дыхание Шеннона постепенно выравнивалось.
Далеко-далеко впереди сверкал в отблесках заката шпиль Эразмуса. С верхушки шпиля сорвалось заклинание колаборис, промелькнуло у восточного края горизонта и исчезло в наступающей ночи.
— Жил-был один мальчик, запертый в академии, как в ловушке, — мягко заговорил Нико. — Он узнал, что в нем есть изъян. Увидел, что окружающие его люди страдают. И однажды, осознав в какой-то миг, чего хочет, он сбежал. Но куда бы он ни шел и кем бы ни становился, он повсюду нес и видел страдание. А ведь он стремится лишь к одному — положить страданиям конец…
Шеннон некоторое время молчал.
— Ты знаешь, что я начал духописать? — спросил он.
— Догадался. Когда вы спите, вокруг вашей головы сияет проецирующая матрица, — произнес Нико, не отрывая взгляда от ночного пейзажа. — Как и вокруг сознания Азуры. Наверное, это связано со снами… А что, язва продолжает расти?
Чтобы увидеть болезнь при помощи Праязыка, Нико понадобилось бы коснуться старого наставника. На это он пойти не мог.
