Хоть и считалось, что маяк на острове Дьявола мало-помалу разрушается, снаружи было не слишком заметно, что он давно заброшен. Серая башня нависала над серым морем и вонзалась в серое небо, словно бросая вызов любому, кто решил бы сюда войти.
«Кажется, внутри должна быть винтовая лестница до самого верха, – мелькнуло в голове у Антуана. – И Спонтини… Спонтини взбирался по ней каждый день».
При одной мысли об этом его неодолимо потянуло спуститься к лодке и забыть о старом маяке, но инспектор не привык пасовать перед страхами. Толкнув заржавленную дверь, он вошел.
Ноздри его уловили характерный запах сырости и чего-то невообразимо затхлого и унылого, так всегда пахнет в зданиях, давно забывших присутствие человека. За стенами башни гудел ветер, порывами налетавший с океана. Свет едва проникал внутрь.
Не без труда инспектор нащупал первые ступени винтовой лестницы, но тут в полумраке послышалась какая-то возня, и он замер на месте.
– Эй, кто тут? – не выдержав, крикнул он.
Несколько летучих мышей, потревоженных его появлением, с мерзким писком вылетели ему навстречу, а одна из них задела его крыльями по лицу. Выругавшись, Антуан отскочил к выходу.
«И какого черта меня понесло внутрь? На винтовой лестнице и в ясный день немудрено свернуть себе шею, а уж когда не видать ни зги – так вообще плевое дело…»
Не думая больше о маяке и запретив себе думать о молодой женщине с золотистыми глазами, Антуан поспешил к лодке, которая покачивалась между прибрежных скал.
«Как причалим, первым делом пропущу стаканчик у папаши Менги… Черт, до чего же холодно на этом паршивом острове! Еще хуже, чем на берегу…»
…Лодка с инспектором и гребцами преодолела уже половину пути до берега, когда человек, затаившийся на винтовой лестнице маяка, наконец-то опустил обломок кирпича, который держал в руке.
Пот струился у него вдоль висков, сердце колотилось так, словно вот-вот собиралось выпрыгнуть из груди. Слабый свет, падавший из окна, освещал всклокоченные темно-русые волосы, недавно подстриженные вкривь и вкось, и бледное лицо с большими серыми глазами.
«Ушел… Слава богу, ушел… А ведь он мог меня обнаружить, и тогда…»
Но о том, что случилось бы «тогда», Фредерику Варену совсем не хотелось думать. Он привалился затылком к стене и закрыл глаза.
Мариэтта была встревожена. Нет, дорогой племянник не просил снова седлать ему коня и не мчался сломя голову на поиски приключений. Он даже проявил пунктуальность и вернулся домой к обеду, но по виду Антуана было заметно, что мыслями он бродит где-то далеко. Он даже не обратил внимания на то, что тетка распорядилась сделать на десерт его любимое шоколадное печенье.
– Есть какие-нибудь новости? – спросила Мариэтта.
Она ожидала, что племянник оживится и забросает ее подробностями о ходе расследования, которые ей были совершенно неинтересны. По-настоящему ее волновало только одно – чтобы Варена как можно скорее поймали, а как именно это будет сделано, ей было абсолютно не важно.
– Откуда мне знать, что там происходит, – проворчал Антуан, – ведь не я же веду расследование…
Он заговорил о том, что ему удалось вчера узнать у Жерара, а также у прислуги убитого доктора Ривоаля.
– Он немного знал Варена. То есть знакомы они не были, но как-то доктор играл в бильярд, и Варен оказался среди зрителей, делал громкие замечания и обратил на себя внимание. Потом Ривоаль заметил его возле дома жертвы и вспомнил, что видел его раньше. Вообще доктор был довольно скромный человек, а получилось так, что именно его показания помогли припереть Варена к стенке. Слуги говорят, он был совершенно измотан процессом…
– Кто, Варен? Неудивительно…
– Тетя, я говорю о докторе Ривоале. Ты меня вообще слушаешь?
– И очень внимательно слушаю. Так что там с доктором?
– Ничего, то есть он уехал после суда в Дуарнене, чтобы его не беспокоили. Но нервы у него были не в порядке, он даже начал ссориться с женой, чего раньше никогда не происходило.
– Нет таких семей, где муж никогда бы не ссорился с женой, – ровным тоном изрекла тетя Мариэтта, беря начатое вышивание. – Чепуха это.
