В одно странное обособленное мгновение он заметил, что, похоже, совершенно неожиданно наступила ночь, и, еще более странно, что звезды беспорядочно метались.
По его лицу плескала холодная вода. Между его губ ткнулось горлышко бутылки, казавшееся огромным, словно тележное колесо. Жидкость заструилась по его языку и дальше в живот, где она взорвалась огнем.
Он мотнул головой и заметил, что под спиной у него холодный камень. Ну-ка, что он, черт возьми, делает, пытаясь уснуть на каменном полу?
В голове у него звенели голоса. Он открыл глаза, увидел глядевшее на него круглое лицо с большими карими глазами, обрамленное лохматыми черными волосами и бородой.
Голова уплыла прочь, и вокруг него завертелись серые каменные блоки.
Род вздохнул, уставился на отблеск света от наконечника копья, и помещение медленно устоялось. В его ухе прогремел голос:
— Он — чудо, сэр Мэрис! Он заставил меня попотеть!
Массивная рука обняла голову и плечи Рода, подымая их с камня. В поле зрения вплыло великанское округлое лицо Большого Тома с озабоченно сведенными бровями.
— Вы целы, мастер?
Род крякнул что-то, махнув рукой и кивнув.
Затем тут очутилась та же лохматая голова с телом шимпанзе, и тяжелая от мускулов рука сжала его руку.
— Хорошо дрался, малыш, — прогрохотал Бром О'Берин. — Я не видел такой схватки с тех пор, как стал мужем.
Род стиснул руку карлика и попытался усмехнуться.
Затем над ним склонилось седобородое, в шрамах, лицо сэра Мэриса, его старческая ладонь сжала Роду предплечье, поднимая его на ноги.
— Брось, малыш, не вешай носа! Ибо теперь ты — ратник армии королевы!
— Армии королевы, — прогудел Бром, каким-то образом снова очутившийся на стропилах. Помещение затряслось от его смеха. — Нет, сэр Мэрис, на этого малыша претендую я! Ему быть личным телохранителем королевы!
— Нет, черт побери, Большой Том, отвяжись от меня с этой штукой!
— Но, мастер! — Том погнался за ним, протягивая панцирь. — Должны же вы надеть хоть какие-нибудь доспехи!
— Укажи мне хоть одну вескую причину, зачем, — проворчал Род.
— Да чтобы отбивать стрелы и мечи, мастер!
— Мечи я легко могу отбивать своим собственным. От стрел я могу уклониться. А против арбалетных стрел от него все равно толку ни черта. Нет, Большой Том! Он всего лишь замедлит меня.
Дверь в караульную заскрипела на петлях и с грохотом захлопнулась. Бром О'Берин стоял, наблюдая за ними, уперев руки в бедра; одно его плечо окутывало серебристое мерцание.
— Как же это так, Род Гэллоуглас? Ты не станешь носить ливрею королевы?
— Я буду носить ливрею, если будешь и ты, пестрый ты манекен!
Карлик усмехнулся, сквозь дикие заросли бороды блеснули белые зубы.
— Задел, определенно задел! Но я не гвардеец, Род Гэллоуглас. Я — шут, а пестрое — ливрея шута. Брось, солдат, облачайся в свои цвета!
— О, я буду носить цвета королевы, не беспокойся. Фактически, я вообще неравнодушен к пурпурно-серебряному. Единственное, что я имею против нее — это то, что она ливрея, но я надену ее. Однако, черт возьми, Бром, я абсолютно отказываюсь иметь какое-либо отношение к этому карцеру, который вы называете доспехами!
Лицо карлика посерьезнело, он медленно кивнул, не сводя глаз с Рода.
— О, да. Я так и думал, что ты тех же убеждений.
Серебристая ткань со звоном слетела с его плеч и шлепнулась на грудь Рода. Тот поймал ее, отстранил от себя, нахмурясь, проинспектировал ее.
— Ты наденешь кольчужную рубашку, Род Гэллоуглас?
— Я бы скорее надел власяницу, — проворчал Род, но все же втиснулся в железную фуфайку. — Хорошо сидит.
Он проворчал и бросил на кольчужную рубашку гибельный взгляд, но грудь у него выпятилась, плечи распрямились почти так, словно он был на параде.
Его взгляд вонзился в Брома О'Берина.
— Как это так, Бром? Как понимать, что ты возжелал, чтобы мне сошло с рук отсутствие панциря? Ведь я буду без мундира, не так ли?
— Отнюдь, — пророкотал Бром. — Ибо доспехи скрыты под ливреей. И ты единственный человек в гвардии, который не пожелал нагрудного панциря.
Род посмотрел уголком глаза на маленького человечка.
— Откуда ты знаешь, что я не захотел панциря?
Бром тихо хохотнул в бороду.