— У вас есть супруг, леди, а я чту законы рыцарской чести.
На этот раз ему удалось отвернуться более решительно, чем прежде.
Но ее голос наполнился смирением и даже, пожалуй, стыдом.
— О да, да, ты прав в том, что так отчитал меня. Не волнуйся, я сохраню верность мужу. Но ты должен позволить мне загладить мою вину. Позволь пригласить тебя в зал и угостить вином.
Магнус растерялся. Его рука лежала на дверном засове.
— Неужто ты заставишь меня чувствовать себя порождением зла и порока? — умоляюще произнесла дама. — Прошу тебя, вернись и позволь мне свершить покаяние.
Магнус сдался и обернулся.
— Прошу простить меня, леди. Я измучен жаждой и с радостью выпью вина.
Дама одарила его трепетной благодарной улыбкой, развернулась и пошла вперед. Магнус последовал за ней, радуясь тому, что положение дел стало не таким сомнительным. Однако опасения не до конца покинули его.
Его тревога немного усилилась, когда дама повела его вверх по винтовой лестнице, но он успокаивал себя мыслью о том, что большой зал, в конце концов, предназначался для общих торжеств, так что единственного гостя можно было принять и в верхней гостиной.
Они вышли на галерею. Дама, походка которой стала более сдержанной, но не утратила кокетливости, подошла к двери в самом конце, открыла ее, и они вошли в небольшую комнату, залитую солнцем, проникавшим сюда через три высоких окна в наружной стене. Магнус удивился. Он ожидал, что даже в таком небольшом замке солярий окажется более просторным. Между тем комната была очень уютной — ковер на полу, гобелены на стенах, стул в форме песочных часов, резная скамья, небольшой стол.
Дама взяла с серебряного подноса, стоявшего на столе, кубок и тонкогорлый кувшин, наполнила кубок вином и подала Магнусу.
— Присаживайся, рыцарь, и расскажи мне, откуда ты приехал и куда направляешься?
Магнусу не понравилось то, что она не спросила его имени, но, вероятно, в сложившихся обстоятельствах это было разумно. Он уселся на скамью напротив стола.
— Я странствую без особой цели, леди. Просто хочу повидать мир.
— Быть может, ты ищешь обиженных, попавших в беду женщин?
— Обиженные мне встречались, насчет попавших в беду — не скажу. Честно говоря, я сам не знаю, чего ищу.
— Отведай же моего вина, — попросила дама.
Магнус пригубил вино, поднял голову и кивнул.
— Оно сладкое и крепкое, леди. Благодарю вас.
— Жаль, что ты не можешь отблагодарить меня за нечто большее, — с сожалением проговорила она. — Так почему же ты отправился в странствие?
Магнус сделал порядочный глоток и подумал над ответом. Выбалтывать семейные секреты ему не хотелось.
— Мне захотелось повидать больше, чем я успел за время своего отрочества, и еще — побыть какое-то время вдали от тех, с кем рядом прошло мое детство.
Ответив так, он почти не слукавил, вот только на самом деле весь Грамерай он успел изъездить и исходить вдоль и поперек, и большая часть острова была ему хорошо знакома. То, что ему так хотелось повидать, находилось за пределами родной планеты.
— Меня порой тоже тянет в странствия, — со вздохом призналась дама. — Однако путешествия — это для мужчин, а женщины должны сидеть дома.
Магнус взглянул на нее с искренним сочувствием.
— О, если вы так же сильно желаете повидать мир, как я, значит, вам живется неспокойно.
— Я нахожу покой, — снова вздохнула дама. — Я прекрасно понимаю, что жизнь в странствиях может мне прискучить, что мне захочется домашнего очага и супружества. Но я могу помечтать.
Магнус улыбнулся.
— Верно, мечты дарованы всем нам. Этого у нас никто не отнимет, правда?
— Правда, не отнимет, — кивнула дама, встала, грациозно повернулась, взяла кувшин и подлила Магнусу вина. — Но мечты есть мечты, это не свобода.
— Именно так, — согласился Магнус. — Я жаждал такой свободы, да и теперь ищу ее, но подозреваю, что не найду.
Он отхлебнул вина.
— Как же так? — нахмурившись, спросила дама. — Ты странствуешь, почему же ты не свободен?
— Потому что я по-прежнему такой, каким меня воспитали, — объяснил Магнус. — Вот я смотрю на крестьян… Пусть они за свою жизнь не видят более сотни квадратных миль, они могут позволить себе свободу, открытость в поведении, а я — нет, и никогда не смогу. Аристократ, джентльмен от рождения должен ограничивать себя во многом, иначе способен породить смятение и навредить сотням людей. И еще — он никогда не может избавиться от мысли о том, что призван заботиться о тех, кто поручен его опеке.
