— Если вы пришли сюда не затем, чтобы выслушать меня, то для чего же? Ради моих прекрасных глаз?
— Ваши глаза при всем своем безобразии, Мейбор, все же наименее гнусная ваша черта.
Мейбор просиял.
— Рад это слышать — ведь я надеюсь передать их по наследству.
Баралис почувствовал, как кровь прилила к его щекам. Сквернейшее предчувствие овладело им. Желудок сжался, и все перед глазами заколебалось. Таверна преобразилась в змеиную яму, а пьяный остолоп Мейбор — в демона.
— Что вы имеете в виду?
— Да то, дорогой мой Баралис, что не пройдет и семи месяцев, как я стану дедом. Меллиандра ждет ребенка, и...
— Нет!
— Да, да. Она носит ребенка от герцога. Их брак все-таки осуществился.
— Ложь.
— Да вы весь дрожите, Баралис... А я думал, вам будет приятно.
Баралис, раздраженный тем, что проявил слабость, втянул в себя воздух и придвинулся к Мейбору.
— Ваша дочь — шлюха, которая валялась со всеми, кто попадался ей на дороге. Не думайте, что я поверю хоть единому вашему слову — как не поверит и бренский народ.
Мейбор сгреб Баралиса за грудь:
— Моя дочь была невинна, когда выходила за герцога.
В таверне стало тихо — двое крепких мужчин, отойдя от стойки, заняли место на верхней ступеньке лестницы, ведущей к очагу. Драная кошка в полной тишине прошлепала по лужам эля к огню.
— Напрасно вы так уверены в ее невинности, Мейбор, — протянул Баралис. — Она научила меня паре новых штучек, когда я обладал ею.
Нож сверкнул и оцарапал щеку Баралиса — но колдовской заряд уже зрел у него на языке. Двое сзади спустились на следующую ступеньку. Мейбор остался на месте, довольный тем, что ранил врага.
— Ваша ложь вам не поможет, Баралис. Сын Меллиандры в конечном счете заберет Брен себе.
Баралис уже не слушал его. Он взошел на первую ступень и пустил колдовскую струю. Воздух под его ладонями замерцал, затрещал голубыми искрами, и молния ударила в залитый элем пол. Только Мейбор, двое стариков и кошка видели ее — от остальных все закрыла спина Баралиса. Он повернулся лицом к залу, как только эль на полу зашипел.
Кто-то из стариков завопил первым, потом к нему присоединилась вся таверна. Теплая волна, пахнущая хмелем, ударила Баралису в спину. Двое, стоящие у верха лестницы, не сделали попытки его остановить. Ошеломленные люди неслись к очагу со всех сторон, окидывая Баралиса взглядом. Он ощутил знакомую слабость. Нужно было уйти отсюда, вернуться во дворец — но он еще не все исполнил. Идя к выходу, он пустил вторую струю.
Легкая, как пена прибоя, она, однако, накрыла всех, осела на людях пылью и впиталась в их легкие. Самый воздух исполнился смысла — смысла, внятного крови. Когда Баралис уйдет, никто не вспомнит, что он был здесь. Он останется для всех таинственным человеком в черном. Каждый из тех, кто был в таверне, будет описывать его по-разному, и ни одно из этих описаний не сойдется с другим. Он может не опасаться, что его опознают.
Он едва дотащился до двери. Ноги подгибались под ним, сердце бешено колотилось. На улице стоял человек с мулом, навьюченным капустой.
— Свези меня во дворец — и я тебя озолочу, — выдавил из себя Баралис. Совсем обессиленный, он все-таки сумел подкрепить свои слова внушением, и это едва не доконало его.
Последнее, что он увидел перед погружением во тьму, были две корзины с капустой, сброшенные на мостовую.
* * *
Мейбор не понял толком, что здесь случилось. Маленькая площадка перед очагом превратилась в сущий ад, но ад его не коснулся. Оба старика повалились на стол — их волосы на концах, ступни и лодыжки почернели, точно обугленные. Кошка валялась мертвая в луже эля — ее лапы все еще дымились. Люди вокруг суетились, кричали и толковали о человеке в черном. Пора было убираться отсюда. Мейбор снял ноги со скамеечки, встал и направился к выходу.
* * *
Джек начинал ненавидеть травы — особенно пахучие.
Он сидел в темной кладовке не шевелясь и затаив дыхание, пока Тихоня за дверью беседовал с нежданным гостем. Над головой у Джека висели пучки мяты и розмарина — они путались в волосах, и в носу от них щекотало. Он сидел довольно долго — левая нога уже начала затекать. Но он не мог ее размять и потому, стиснув зубы, старался думать о другом.
