Документальных отчетов об этой встрече нет, но, по некоторым данным, молодой уроженец Чжэцзяна произвел на Суня хорошее впечатление, хотя не смог толком ответить ни на один вопрос, заданный собеседником. Он в основном отмалчивался, чувствуя себя подавленным «величием» вождя. И именно этим-то и понравился Сунь Ятсену, не терпевшему слишком самостоятельных людей. По складу характера Сунь был диктатором, и ему нужны были люди, целиком признававшие его политическое руководство и даже готовые пойти на все ради достижения поставленных им задач. Сунь сразу почувствовал, что Чан именно такой человек: энергичный, решительный, преданный и исполнительный. Узнав, что Чан хочет стать военным, он горячо поддержал его: «Изучайте военные науки хорошо, в будущем вы сможете пригодиться революции». А после встречи заметил Чэнь Цимэю: «Этот человек станет героем нашей революции; нам в нашем революционном движении нужен такой человек».
Чан Кайши к тому времени только что исполнилось девятнадцать, а Суню — сорок: вождь революции был всего на два года младше матери Чана, но, в отличие от нее, выглядел моложе своих лет. На нем были европейского покроя костюм, белая сорочка, галстук и лакированные туфли. Короткие волосы блестели от бриолина, а маленькие усики красиво топорщились. Лоб его был высок, а карие глаза, «очень живые, с огоньком», смотрели внимательно. Он был явно уверен в себе и в то же время задумчив, чем-то напоминая протестантского пастора. Ростом он был ниже Чана более чем на десять сантиметров (рост Чана — 169,4 сантиметра, а Суня — 158), но телосложением — полнее. В нем чувствовалась харизма, он явно умел влиять на людей, и Чан ушел от него в большом волнении.
Чан жил в китайском районе Токио, недалеко от Чэнь Цимэя. В Японии Чану нравилось: город и даже китайский квартал были опрятны и красивы, улицы чисты. По городу ходили трамваи, было много авто и бесчисленное количество рикш, а по ночам во многих районах горели электрические фонари. Особенно красив был Токио весной, во время цветения японской вишни сакуры: тогда казалось, что городские улицы покрыты «толстым слоем снега. А когда лепестки опадали на землю, можно было подумать, что идет театрализованный снегопад». Конечно, Чан помнил, что Страна восходящего солнца не менее алчно, чем страны Европы и США, грабила его родину; в Токио японцы нередко демонстрировали китайцам свое презрение. Но вместе с тем в японцах чувствовались какая-то врожденная дисциплина и организованность, и это импонировало Чану, по-прежнему упорно работавшему над своим характером.
По утрам он посещал занятия в школе, а вечерами ужинал с друзьями в дешевых китайских ресторанчиках, с жаром обсуждая планы свержения маньчжуров. У него была только одна слабость: по ночам он любил проводить время в районе «красных фонарей», где гейши усмиряли на несколько часов его революционный пыл.
Между тем в конце 1906 года он получил письмо от матери, которая звала его вернуться. Она сообщала, что в 12-й день 12-го месяца по лунному календарю, то есть 25 января 1907 года, выдает свою дочь Жуйлянь замуж. «В этот день, — писала она, — удачно сходятся звезды», так что свадьбу нельзя откладывать. Как старший брат Чан обязан был присутствовать на церемонии.
Пришлось бросить школу. «Кровный брат» проводил Чана на вокзал, и тот отправился в Нагасаки, откуда отплыл домой.
В день свадьбы густо нарумяненная шестнадцатилетняя сестра в длинном красном платье-ципао с разрезами до бедер выглядела красиво. Лицо ее скрывала красная вуаль. Похоже, она была счастлива, тем более что знала жениха с детства: раньше он служил приказчиком в соляной лавке папаши Суаня. Жених, правда, был не шибко грамотным, но ей и не нужен был образованный муж. В согласии они проживут 31 год, вплоть до ее смерти. И родят сына и дочь. Племянник Чана станет военным летчиком и в конце 1940-х погибнет в бою с коммунистами, а племянница переедет в Шанхай, где останется жить и при Мао Цзэдуне, несмотря на то что ее отец последует за Чан Кайши на Тайвань.
Через две с половиной недели после свадьбы Чан отпраздновал в кругу семьи самый важный в Китае праздник — Новый год по лунному календарю (праздник весны), который пришелся на 13 февраля. А через несколько дней, простившись с матерью, сестрой и женой, уехал в главный город провинции Чжэцзян — Ханчжоу. Там он собирался сдать экзамены в подготовительную группу для желающих учиться в зарубежных военных школах, открытую на ускоренных шестимесячных курсах одного из лучших учебных заведений Китая, Баодинской академии Военного министерства. При конкурсе более семидесяти абитуриентов на место Чан смог успешно сдать экзамены, и его зачислили. Как же он был горд! Его мечта наконец воплощалась в жизнь.
