— Ещё Бисмарк говорил о непредсказуемой глупости русских.
— Ваш Бисмарк неудачник, сэр! Причём жалкий неудачник, сгоревший с Берлином и собственным кайзером в придачу. Ему позволили объединить Германию в противовес усилившейся России, а что сделал он? Он бездарно спустил в ватерклозет нашу работу за несколько десятилетий!
— Да, сэр, нехороший поступок с его стороны. Но нельзя же всё сваливать на покойного Бисмарка.
— Хотите взять на себя часть вины? Охотно предоставлю вам такую возможность! Мы все прекрасно помним, кто именно рекомендовал подсунуть императору Николаю Второму больную гемофилией жену.
— Но эта болезнь считалась неизлечимой даже усилиями целителей!
— В нашей старой доброй Англии она до сих пор таковой является. Только вот русским забыли об этом сообщить.
— Бывает, сэр. Невозможно просчитать всё на свете, и ваша игра с господином Витте как бы на это намекает.
— Моя игра с Витте безупречна, сэр! Именно его реформы привели к поражению России в войне и свержению Николая Второго.
— И опять русским забыли сказать, что они проиграли войну. Эти проигравшие вышвырнули нас как нагадивших котят, и с тех пор у них самым тяжким преступлением считается английское подданство, что карается виселицей или бессрочной каторгой. Медведь вышел из войны с черноморскими проливами в зубастой пасти, а подконтрольные ему эмираты и султанаты Малой Азии и Леванта плотоядно поглядывают в сторону нашей Месопотамии.
— И там же союзная русским Персия.
— Да, сэр, и Персия тоже.
— А Афганистан, джентльмены?
— Господи, а с ним что случилось? Я только что вернулся из Квебека, и ещё не читал утренние телеграммы.
— Совет пуштунских племён потребовал от короля Мухаммед-Захир-Шаха принять вассалитет от России, и ввести русские войска для охраны границы с нашей Индией.
— Какие мерзкие людишки! Мы что-нибудь предприняли для противодействия коварным планам Петербурга?
— Да, сэр! Скоро русским будет чем занять свои войска кроме покушения на наши интересы в Афганистане.
— Вы имеете ввиду авантюру с Макао?
— Почему же сразу авантюра? Отдадим португальскую колонию китайцам в обмен на небольшую войну в Маньчжурии. Вдобавок император Цзян Кайши готов продлить нашу монополию на торговлю опиумом на девяносто девять лет.
— Выгодная сделка, сэр. Но что скажут португальцы?
— А их кто-то спрашивает?
— Логично, сэр. И сколько времени по вашему мнению продлится маленькая война? У китайцев есть армия?
— У них даже флот есть. Небольшой, но для захвата Японских островов его вполне хватит, а русские несколько лет потратят, чтобы вернуть эти острова.
— Да, джентльмены, как жаль, что в своё время мы переоценили японцев.
— Не наступайте на больную мозоль, сэр. Мы построили макакам мощный и современный флот, вложили колоссальные средства…
— Мы давали кредиты, сэр.
— Пусть кредиты, но кто их теперь вернёт?
— А не произойдёт ли то же самое с китайцами?
— Не сравнивайте! Китай гигантской волной не затопишь.
— Я бы не стал на это надеяться.
— Вы пессимист, сэр. Император Цзян Кайши планирует выставить три миллиона штыков в первую же неделю войны, и проведёт мобилизацию, что поставит под ружьё ещё двенадцать миллионов человек.
— Двенадцать миллионов китайцев, сэр.
— Да, соглашусь с вашей поправкой.
— А когда они готовы начать?
— Я думаю, что они уже начали.
Отголоски тихой беседы в респектабельном лондонском клубе прокатились по всему миру, но особенно громко они прозвучали в Петербурге. Во время урока химии дверь кабинета распахнулась, и запыхавшийся преподаватель военного дела нашёл взглядом Василия:
— Красный!
— Я, господин полковник!
— Вы к какому полку приписаны?
— Пока не знаю, господин полковник.
— Так узнайте, а потом отправляйтесь домой и приведите мундир в соответствие с вашим званием.
— Война, господин полковник?
— Она самая, господин подпоручик. Не смею вас больше задерживать.
В первую очередь Василий отправился в кабинет директора гимназии, откуда позвонил генералу Власику:
— Николай Сидорович, добрый день! Вы случайно не знаете, к какому полку я приписан?
— Случайно знаю, — коротко хохотнул начальник дворцовой полиции. — К лейб-гвардии Егерскому.
