— Осанки нет, — неодобрительно покачала головой Софья. — Чему её учить, сударь Маэл?
— Всему, что необходимо знать аристократке: танцам, этикету, литературе, музыке, наукам, языку жестов и цветов.
— И судя по всему, мне придется начинать с самого начала.
— Да. Там, где Араэл росла, не было времени и места, чтобы учить её таким вещам.
— Хорошо, я согласна.
— Платить я буду вам столько же. Поселить вас в доме нет возможности, но я могу снять для вас дом или квартиру.
— Нет, спасибо. Я буду жить у подруги.
— Хорошо. Араэл, слушай её как меня.
Другие учителя бледнели от страха при виде моей дочери и сразу отказывались. Хорошо, что Софья не из таких. Долгие годы она заботилась о незаконнорожденной дочери Аврелия и хранила тайну. И понимала, чем это грозит ей.
Я показал документы и разрешение подписанное императором офицеру охраны. Он быстро, но внимательно их просмотрел и кивнул. Охранники открыли железную дверь и пропустили нас. Один из них пошел за нами.
Шеала, в отличие от невозмутимой Арьи, все время с откровенным любопытством поглядывала на меня. Она не понимала, зачем мы пришли в городскую тюрьму.
Спускаться по лестнице пришлось долго. Я уже и забыл, на какой глубине находится этаж смертников. На входе в него еще раз проверили документы. Потом лейтенант позвонил коменданту и только после этого нас пропустили.
В этих камерах сидели только приговоренные к смерти: убийцы, насильники, маньяки, изменники и казнокрады. Законы империи суровы, за многие преступления судья может приговорить к смертной казни. Но мало кто знает, как на самом деле приводят приговор в исполнение.
Мы остановились перед камерой. Охранник открыл тяжелую дверь, пропустил нас и закрыл её за нами. Небольшую комнату на две части делила стальная решетка. За ней на низкой, прикрученной к полу, койке сидел невзрачный человек, с откровенным страхом смотревший на нас.
Арья скользнула по нему равнодушным взглядом и с интересом осмотрела камеру. Шеала сначала с жалостью смотрела на узника, потом с недоумением на меня.
— Перед тобой человек, дошедший до крайней степени отчаяния. Он уже устал ждать, когда его поведут в последний путь. Обычно люди уже с надеждой ждут смерть, только потому, что она избавляет их от страха и постоянного ожидания. Приносит долгожданное облегчение. Но этот, судя по всему, слишком сильно боится за свою жалкую жизнь. Он вздрагивает от каждого шороха в коридоре, замирает от ужаса каждый раз, когда открывается дверь.
Узник поднялся с койки и подошел к решетке.
— Кто вы такие чтобы меня судить?! — зло выкрикнул он.
— Страх его и погубил. Он совратил двух несовершеннолетних девчонок. Ему нравились их худенькие, нескладные тела. Пока одна из них не сказала, что расскажет все родителям. Страх наказания убил остатки разума и самоконтроля. Он убил их, надеясь избежать наказания. И вместо десяти лет каторги получил смертную казнь. А две девчонки умерли, не успев пожить.
— Я любил их! Слышишь ты!! Кто ты такой чтобы судить меня? На экскурсию пришел?! Да?!! Охрана!!!
— В одном он прав. Кто мы такие, чтобы его судить? Мы не судьи, — я сделал паузу и добавил, глядя в глаза обмершему от ужаса человеку, — а палачи.
— Что? — удивилась Шеала.
— Вот твое задание. Убей его и уничтожь тело так, чтобы не осталось никаких видимых следов. О магических пока можешь не беспокоиться.
— Как убить?
— Как хочешь. Хочешь голыми руками, хочешь шпагу дам, но я рекомендую магию.
Приговоренный к смерти узник, наконец, понял, кто перед ним стоит. Он схватился за голову и упал на колени.
— Я не хотел. Я не хотел. Я не хотел. Я не хотел… — беспрестанно повторял он.
Шеала побледнела. Потом расстегнула воротник пальто и развязала шарф, хотя в камере было не жарко.
— Не тяни время. Палач должен действовать быстро и профессионально, не доставляя приговоренному лишних страданий.
Она повернулась к узнику, нерешительно подняла руку и опустила её. Потому опять повернулась ко мне.
— Я не могу.
— Не знаешь ни одного боевого заклинания? — делано удивился я.
— Нет, знаю.
— Тогда что? Не можешь выполнить простой приказ?
— Я не могу убить человека.
