И вообще Роза был щедр на выдумки и не раз устраивал маленькие представления, озадачивая и арбитров, и соперников, и зрителей. Умел он из всего извлечь выгоду, даже из несовершенства правил. Однажды в Свердловске на матче городов мы играли против каунасцев. Серцявичюса держал наш центр Юра Ульяшенко. Винцас всех в одном из эпизодов поставил в тупик. В атаке он сделал движение руками, будто сейчас последует бросок слева, а сам вдруг зажал мяч между коленями. Юра во весь свой двухметровый рост выпрыгнул, а Винцас взял мяч и под восторженные крики трибун забросил его с правой стороны кольца. После этого в правила было внесено дополнение: касание коленей считалось игрой ногами и соответственно каралось. Но сам факт неистощимости Розы на всякие выдумки и розыгрыши говорит о многом.
Однажды я спросил его, как ему удалось отработать точный бросок крюком? Он ответил лаконично, но исчерпывающе: «Очень просто. Доска — два очка…» И сегодня Винцаутаса Серцявичюса часто можно встретить на трибуне «Спортгале», когда играет его команда. Стройный, подтянутый, заметно поседевший, но все еще моложавый и привлекательный. Мне думается теперь, что не случайно именно в Каунасе появился Сабонис. Ведь у него был такой неординарный предшественник, как Серцявичюс. Витас заложил фундамент той игры, которую ныне дарит нам его юный наследник. И хотя по росту их даже трудно сравнивать (190 см — Винцас и больше 220 см — Арвидас), по технике, артистизму, разнообразию, игровой манере они очень–очень близки, хотя конечно, Арвидас не мог видеть в игре свого выдающегося предшественника и одноклубника…
Одногодки, мы познакомились с Гуннаром на юношеском чемпионате страны, проводимом в Риге вскоре после окончания Великой Отечественной войны. Я был капитаном сборной Ленинграда, а Гуннар — центральной (в прямом и переносном смысле) фигурой сборной Латвии. Уже тогда он явно выделялся среди сверстников. И не только игрой, но вообще всем, вплоть до манеры передвигаться. Как матрос, он шагал, широко развернув плечи, будто хотел увидеть, что делается и справа, и слева. И тогда, и впоследствии любил Гуннар быть на виду, в центре внимания. Запомнился, скажем, его костюм в крупную серо–красную клетку — последний крик тогдашней моды. А ведь это было более тридцати лет назад… Впечатляющая внешность, поворот головы, манера держаться, разговаривать — все в нем завораживало, интриговало. И это не была поза, не была игра. Такой своеобразный аристократизм был его врожденным качеством. Играл Гуннар в трех командах, но вершин достиг в двух: сначала в недолго просуществовавших московских ВВС, а затем в рижском СКА, куда мне удалось уговорить его вернуться из Москвы. Блестяще играл он и в сборной СССР, особенно на московском чемпионате Европы‑53, где вместе с «четырьмя К» — Коркия, Коневым, Кулламом и Круусом — наводил ужас на соперников.
В 1954 году в Киеве после одного из туров чемпионата страны я предложил Гуннару возвратиться домой и выступать за нас, т. е. за рижский СКА. Он сразу согласился, хотя и подчеркивал всегда, что Москва — его вторая родина, второй дом. И все–таки я вытащил его в Ригу.
Гуннар был тогда по спортивным меркам немолод, да и его 190 см роста к тому времени уже не впечатляли: ведь у меня появился как раз в ту пору молодой Круминьш. Тем не менее меня привлекала идея совместить рост и молодость «большого Яна» с огромным опытом, изощренностью, интеллектом многознающего и понимающего Силиньша. С приходом к нам Гуннара можно было уже подумывать и о золотых медалях всесоюзного первенства. К тому же нам, новичкам в большом баскетболе, очень пригодилась бы «привычка» Гуннара всегда и всюду побеждать — качество, без которого не может быть классного мастера, как не может быть и классной команды… Да, в этом я убежден по сей день: без желания только и обязательно выигрывать, без настроя на победу, без восприятия поражения как ЧП не может быть команды–чемпиона. К сожалению, такого отношения к своей игре и к игре команды не хватает нынешнему поколению баскетболистов даже из ведущих клубов, в том числе и ЦСКА… Должен был оказать благотворное влияние Гуннар и на своих новых партнеров, только–только начавших нюхать порох больших сражений. Их становление рядом с таким мастером проходило бы, конечно, быстрее. Надо отдать должное Гуннару, он прекрасно понимал, почему и зачем я его зову, что от него требуется. И хотя играл у нас недолго, всего несколько сезонов, пользу принес огромную и вклад в наши последовавшие одна за другой победы внес неоценимый. И когда играл сам, и когда уже ушел из баскетбола, оставаясь в глазах нашей молодежи эталоном большого игрока. Будучи этаким своеобразным наставником при наших молодых непосредственно на площадке, он во многом помог стать им сильнейшими в стране, а затем и в Европе.
