— В подвале? — спросил я.
— Что? — не поняла Лотта.
— Я спрашиваю, его лаборатория находится в подвале вашего дома?
— Он не любит слово «подвал», — ответила Лотта. — Он называет его помещениями нулевого уровня.
Я представил себе одержимого работой Грегори Рута, который сидит ночами в «помещениях нулевого уровня» собственного особняка, а утром целует Лотту, выпивает чашечку кофе, садится в машину и уезжает в БЗС. И так — изо дня в день, из месяца в месяц, целый год… Ну, может быть, иногда Лотта и он выбирались в гости через улицу, чтобы провести вечер в компании семьи коллеги Рута…
И она не знает, где его искать?!
Пора, сказал я себе. Пора переходить к главному, она уже совсем успокоилась. Я поерзал на стуле, а потом подался к ней и тихо спросил:
— Он не вернулся с работы, да, Лоттик?
Она как будто споткнулась, дернула головой, каштановая челка упала на глаза, а рука с чашкой мелко задрожала. Кофе пролился на стол.
Тайм–аут, который я ей дал для того, чтобы прийти в себя, закончился.
Она подняла на меня испуганный взгляд своих удивительных бирюзовых глаз. В них застыли слезы.
— Да, — машинально прошептала она. — С работы…
Я осторожно взял из ее руки чашку и поставил на стол.
— С какой работы, Лотта? Пожалуйста, милая, не волнуйся… С какой работы? Он не вернулся из БЗС? Или из помещений нулевого уровня?
— Из подвала, — неожиданно ответила она словами, которые Грегори Рут употреблять и слышать не любил.
— Так, хорошо, — успокаивающе проговорил я. — Отлично, Лоттик. Так что же ты волнуешься, милая? Он, наверно, все еще там, просто не выходит, устал, отдыхает… Он давно пропал?
— Три дня назад, — так же машинально ответила она, глядя на меня немигающими глазами и не шевелясь. Она была бледна как смерть.
— Три дня — не такой большой срок, — спокойно молвил я, глядя прямо в ее расширенные от страха глаза. — Человек, если он сильно устал, вполне может проспать и трое суток… Ведь так?
— Да, — кивнула она и судорожно сглотнула. Но глаза ее остались все так же широко распахнутыми и неподвижно уставленными на меня.
— Так поедем сейчас в твой дом, разбудим мужа и выведем его из подвала. Ведь ты просто боишься разбудить его. Так?
— Он не спит, — ответила Лотта. — Я слышала.
— Да? Так почему он не выходит?
— Потому что это не он, — страшным шепотом сказала она.
И наконец, в первый раз за вечер, моргнула. А потом закрыла лицо руками и бурно разрыдалась.
Я оторопело откинулся на спинку стула. Лотта уронила руки на стол и уткнулась лицом в рукава плаща. Ее узкие плечи сотрясались от рыданий.
— Это не он! — еще раз почти вскрикнула она и зарыдала еще громче. Я встревоженно посмотрел по сторонам. На нас подозрительно оглядывались посетители кафе. Я дал знак бармену принести воды и склонился над Лоттой, гладя ее по волосам.
— Лоттик…
— Ты не знаешь, Дэнни!.. Ты не знаешь! — всхлипывала она. — Он… Мне страшно!..
Бармен поставил перед Лоттой стакан с водой. На мясистом лице здоровяка отразилось сочувствие.
— Выпейте, мисс, — прогудел он и откровенно враждебно покосился на меня. Парень возомнил, что я стал причиной расстройства симпатичной девушки. И, судя по его виду, был готов вступиться за прелестную мисс. Я не собирался разубеждать его в своей невиновности, хотя именно сейчас никакие силовые разборки мне были не нужны. Здоровяк стоял, явно выжидая, что я скажу ему что–нибудь такое, что даст возможность съездить мне по физиономии. Я не обращал на него внимания. Парень разочарованно крякнул и удалился за стойку.
Лотта взяла стакан и, стуча зубами о стекло, сделала два глотка. Они подействовали благотворно. Слезы перестали литься, она судорожно вздохнула, вытерла опухшее лицо салфеткой и продолжала говорить:
— Мне просто было страшно рассказать тебе об этом сразу, Дэн… Если бы ты видел, ты смог бы меня понять…
Я понял пока другое: что плотина прорвана, она собирается мне рассказать все как есть. Боже, она заговорила о сути дела, я добился своего! Теперь надо было только прекратить истерику.
— Лотта, — намеренно строго прервал ее я, — если ты решила рассказать все начистоту, то говори тише. На нас смотрят. И излагай внятно, иначе я ничего не пойму — кроме того, что ты испугана до смерти.