* * *
Эльвейс слушал Учителя вполуха. Он вспоминал вчерашнее утро, когда ему наконец-то разрешили посетить эпоху варварства.
Экскурсии в прошлое были одним из пунктов индивидуальной программы обучения, разработанной для Эля Высшим Советом. Чтобы свободно путешествовать по древним странам, мальчик много готовился: изучал историю и географию, антропологию и культурологию, учил языки. Эльвейс отлично понимал, какое ему оказано доверие: немногим гражданам Нового Иерусалима было разрешено пользоваться АВИПом – аппаратом для виртуального исследования прошлого. Каждое перемещение во времени требовало огромных энергозатрат. Код доступа к АВИПу был только у Членов Высшего Совета и тех, кому Совет абсолютно доверял.
АВИП изобрёл и сконструировал сам Вождь-основатель, бывший не только талантливым общественным деятелем, но и великим учёным – выдающимся физиком своего времени. Это уникальное устройство, находящееся во Дворце Мира, могло переносить человека в виртуальном теле в прошлое. Чертежей АВИПа не осталось, так как незадолго до своей смерти Великий Учёный по какой-то неизвестной причине их уничтожил, и чуть было не уничтожил сам аппарат. К счастью, Вождя-основателя удалось вовремя остановить, и АВИП был спасён. Но никто так и не смог раскрыть тайну загадочной машины и создать её двойник. Известно было лишь то, что человек, помещённый в барокамеру АВИПа, в условиях сенсорной депривации подвергался воздействию особого излучения и своим сознанием переносился в прошлое. Там он мог свободно передвигаться в пространстве и наблюдать за всем происходящим, оставаясь невидимым и неосязаемым для местных жителей. Невозможность контакта с аборигенами и любого вмешательства в события прошлого исключала опасность нарушения пространственно-временного континуума и внесения непоправимых изменений в историю Земли.
В барокамере было два кресла, и исследовать одно и то же прошлое могли одновременно два человека. Во время погружения они могли видеть и слышать друг друга.
Вчера Эльвейс рядом с Инструктором гулял по Александрии четвёртого века и наблюдал. Древний мир был совершенно не похож на современный. И дело было вовсе не в низком уровне технического развития или иной архитектуре домов. Что-то в духе людей было не так. Наверное, это оттого, что все они думали лишь о хлебе и зрелищах. Какими жалкими, несчастными и убогими показались они Элю!
Он наблюдал одну драку на улице, когда два каких-то бродяги в лохмотьях валялись в пыли и отчаянно боролись за чёрствую корку хлеба. Они чуть не поубивали друг друга, а корку подобрала бесхвостая хромая собака. Ещё он видел прекрасную женщину в колеснице, облачённую в яркие одежды, всю в золоте и драгоценных каменьях; видел, как она с диким хохотом хлыстнула плёткой по лицу нищего калеку, попросившего у неё мелкую монету. А за углом, в тёмной подворотне, мужчина грубо насиловал истощённую от голода девушку. Она не могла даже кричать от слабости и отчаяния. Да и кто бы пришёл к ней на помощь?
Прокажённые, слепые, хромые, нищие, паралитики, а рядом заплывшие жиром и утопающие в роскоши аристократы и богачи. Всюду разврат, насилие, болезни, смерть. Омерзение и ужас охватили Эльвейса, и ему захотелось побыстрее покинуть это страшное место.
Но когда время посещения почти истекло, он вдруг увидел одно лицо, которое поразило его до глубины души. Это было лицо человека, ведóмого на казнь за свою веру. Что же такое было в этих глазах, что не даёт Элю покоя уже целые сутки?
* * *
После уроков у Эльвейса была назначена встреча с личным психотерапевтом. Тот, как всегда, провёл сеанс расслабляющего гипноза, а потом стал задавать Элю вопросы. Мальчик рассказал всё без утайки.
– В любознательности ничего плохого нет, – сказал Психотерапевт. – Ты столкнулся с чем-то неизвестным, забыл спросить у инструктора, что это такое, а потом решил всё выяснить самостоятельно. Как ты думаешь, почему же ты солгал Маме? Может, это была ложь ради лжи? В таком возрасте у многих людей случаются немотивированные приступы безнравственности.
– Мне кажется, я специально не стал расспрашивать инструктора, а потом решил утаить от Мамы то, чем собираюсь заняться. Как будто между мной и тем человеком возникла какая-то тайна, в которую я не хотел посвящать других.
