Целоваться запрещено! - страница 27

Принцесса ему все про учительницу рассказала. Царь загрустил, а потом говорит:

— Ладно, что-нибудь придумаем.

Утром на уроке математики учительница вдруг ка-ак закричит:

— Барбосов! Что у тебя во рту? Конфета? Ах, негодный, паршивый мальчишка! Вон из класса!

И тут самая маленькая девочка встает и говорит:

— Дорогая учительница, вы что, сегодня газет не читали?

И газету показывает. А там написано:

— Значит, я теперь называюсь «бестолковая», «безмозглая», «негодная» и «паршивая»? — растерялась учительница.

Ей стало очень обидно. До того обидно, что она ушла из школы и сделалась капитаном дальнего плавания. И уплыла далеко-далеко.

А в школу пришел новый учитель — веселый, добрый и рыжий. Все стали прилежно учиться и радоваться, что царь такой умный и хороший.

А Катя Картошкина все равно никому не сказала, что царь — ее папа и что она принцесса. Так ведь интереснее!

Принцесса Катя Картошкина встретила в переулке Троллейбус. У него было ужасно грустное лицо.

— Троллейбус, — тихо спросила Катя, — ты чего такой грустный?

— Устал я, — сказал Троллейбус человеческим, но очень толстым голосом. — Целый день вози всех, вози. А они набьются вовнутрь, пихаются, ногами по дверям стучат. И ругаются еще, что я медленный.

— А я-то думала, что троллейбусы — железные машины и ничего не чувствуют, — удивилась Катя.

— Мы не машины, нет, — сказал Троллейбус. — Мы дальние родственники слонов и бегемотов. Нам тесно в городе. Мы должны пастись на лугу у реки…

Принцесса Катя Картошкина погладила Троллейбус, и он сказал:

— А ты совсем не воображала, хоть и принцесса.

— Откуда ты знаешь, что я принцесса?

— Фотографии в газете видел.

— Я на фотографиях непохоже выхожу, — сказала Катя. — А корону на улицу не надеваю, а то она у меня с головы сваливается. Ты не грусти, пожалуйста, — и Катя еще раз погладила Троллейбус на прощание.

— Надо что-то делать, папочка, — сказала Катя вечером царю. — Нельзя же бедные троллейбусы мучить.

— Что-нибудь придумаем, — ответил царь.

Утром Катя Картошкина проснулась от велосипедных звонков. По городу носились велосипеды.

Старушки ездили на больших трехколесных, со специальными корзинками для собачонок.

Мальчишки носились на гоночных. Тетеньки на очень красивых, разноцветных, с фонариками. Дяденьки — на больших черных с телевизорами и антеннами.

А троллейбусы вереницей ушли из города и стали жить на лугу у реки. Они грелись на солнце и слушали, как поют птицы. Всякие лесные звери прятались в троллейбусах от дождя.

Троллейбусы решили, что скоро опять придут в город. Но не чтобы всех возить, а просто так, в гости.

Когда я была маленькая, со мной в одном классе учился мальчик по прозвищу Виник. Потому что его фамилия была Винокуров. Он был чудной. С приветом. Притом с большим. С огромным приветищем. Когда мы обучались еще в детском саду (а мы с Виником жили в соседних домах и ходили в один детский сад), на обед дали вареную курицу, и Виник помазал ее зеленкой, чтобы курице не больно было, когда ее едят.

В школу Виник ходил довольно редко, и мы всегда очень радовались, когда он появлялся. Раз Виник пришел, значит, обязательно что-нибудь отчебучит.

И вот однажды, классе в четвертом, шел урок английского. Нашей любимой Ларисы Николаевны не было, и ее заменяла одна довольно вредная тетка. Она нас совершенно замучила, к тому же задразнила и заобзывала. Шел не урок английского, а какое-то мученье. Но посреди этого мученья кто-то из учителей заглянул в наш класс и позвал ее. Мучительница зыркнула на нас грозно, велела сделать пять упражнений, рявкнула, треснула журналом по столу, чтобы мы вели себя тихо, и ушла.

Нам тут же так весело стало, так хорошо. Мы стали разговаривать обо всем на свете.

— Хорошо бы, — сказал Димон, — завести такого какого-нибудь ученого зверька, вроде хомячка или морской свинки, и надрессировать его, чтобы он ночью, пока мама спит, выпалывал у нее из косы седые волосы. Вот как сорняки на огороде. А то она каждое утро причесывается, видит, что у нее есть седые волосы, и очень огорчается…