Сами отступники успешно увернулись, после чего вступили с Урамасой в схватку.
Первый, неразговорчивый отступник нашелся посреди улицы. За ним тянулись его собственные кишки и толстый слой крови – живучесть воителей сыграла с ним злую шутку, не дав умереть сразу.
А вот сам ронин и последний изгнанник нашлись катающимися по земле и пытающимися прикончить друг друга голыми руками.
Стас по их движениям понял, что каждый из них уже потратил запас праны, да и собственные силы тоже были на исходе. Мечи и кинжалы валялись откинутые вдалеке.
Из-за этого ни один ни второй не мог взять верх. Вот ронин оседлает противника, осыпав того градом ударом, а чуть погодя уже предатель изо всех сил пытаясь задушить Кенсея.
– Держи, – Стас вручил в руки ошеломленного Игисаке куски катаны.
Сам же, ничего больше не говоря, бросился вперед, осторожно покачивая топором и пытаясь привыкнуть к его балансу.
В своей жизни Станиславу приходилось рубить дрова, но делал он это очень уж давно.
Мужчина лишь надеялся, что этот навык подобен езде на велосипеде.
Поглощенные схваткой воины даже не заметили подбежавшего из-за спины целителя, что стало для одного из них роковым.
Вошедший в раж изгнанник в очередной раз оседлал лежащего в пыли Кенсея и умелыми ударами лупил того по лицу. Урамаса прикрывался локтями, но было видно, что он уже поплыл и пропускает слишком много зуботычин.
Видимо, изгнанник имел куда больший очаг праны и сумел сберечь крохи энергии, которые помогали ему наносить удары намного сильнее.
Вот кулак воителя поднимается вверх, намереваясь разбить лицо самурая в кровавую кашу, как неожиданно сбоку прилетает удар топором.
Лезвие, ведомой нетвердой рукой целителя, прошло вскользь, сняв часть скальпа и устроив черепушке врага хорошую такую встряску.
Воитель повалился на бок словно куль с картошкой, но тут же, словно заговоренный, начал шарить по земле, чтобы встать.
Однако Стас, прекрасно осознавая способности воителей, был уже тут как тут.
В пылу дикой смеси из страха смерти, злости и жажды крови удары топором сыпались куда придется.
Ордынцев не смотрел куда бьет, следя лишь за тем, чтобы боль в ребрах не свела его с ума, а сила, вложенная в удары не ослабела ни на йоту.
И хоть Станислав понимал, что его противник скорее всего умер уже после первых же ударов, он не мог остановиться, так сильно было воспоминание о возможностях воителей.
– Эй, целитель. Ну ты и зверюга… Хватит уже его рубить. Сдох он давно.
Станислав со стоном в последний раз воткнул в мертвое тело топор и так там его и оставил. С хрустом позвоночника выпрямившись, он болезненно ухватился за ребра.
Ордынцев начал подозревать, что они сломаны. Правда беглое ощупывание не выявило подозрительного хруста. Возможно, это были лишь трещины или вовсе сильные ушибы.
Кенсей уже встал и теперь устало стоял, опираясь на воткнутое в землю одати. Лицо ронина пестрело наливающимися отеками, которые со временем грозили превратиться в великолепные синяки.
В эту секунду к ним осторожно подошел Игисака, под охреневшим взглядом Кенсея протянув Стасу обломки катаны.
Мозг Ордынцева вновь резко включился на полную.
– Кенсей-сан, мне безумно жаль за потерю этого великолепного клинка. На нем кровь всех троих разбойников и лишь благодаря ему я еще жив. Я понимаю ваш гнев, но, пожалуйста, вспомните, как пару минут назад я спас вам жизнь. – быстро протараторил Ордынцев, кивнув на дохлого воителя.
Урамаса послушно посмотрел на изгнанника, после чего перевел заторможенный взгляд обратно на Ордынцева. Повисло неловкое молчание.
– Ха. Ха-ха. Ах-ха-ха! – вырвавшийся из горла ронина неловкий смешок постепенно перерос в громовой хохот, к нему присоединился и смех самого Стаса, а чуть погодя вторил дробный смех Игисаки.
Каждый из присутствующих через смех выплескивал скопившуюся в них ярость и жажду крови, которая ранее не находила выхода.
– Я никогда не встречал человека похожего на тебя, целитель! – ронин вытер появившуюся из оставшегося глаза слезу. – Оправдать сломанный самурайский меч, спасением жизни самого самурая – это ли не полное безумие? На твое счастье целитель, я больше не самурай. Да и я удивлен, что ты вообще жив. К тому же, ты прав, ведь хоть я и должен был спасать твою жизнь, но вместо этого ты спас мою.
