Опять на экране появился Колхозный рынок, но уже утренний — освещение было другое и народу не так много — сразу видно, рано-рано утром снимали.
Голос за кадром рассказывал всякие ужасы о наркотических веществах, и телевизор показал мне тот самый сарай, куда завлек меня вчерашний паренек.
— А вот и очередная жертва беспредела наркобизнеса в нашем городе, — печально сообщил журналист, — посмотрите, на этом месте мог бы быть ваш сын, ваша дочь или даже — вы сами…
Теперь показывали площадку перед сараем. А что там, ну-ка?..
Камеру навели на это «что-то» — труп в пластиковом мешке.
Чья-то рука расстегнула «молнию», пластик разошелся, открыв синее перекошенное лицо умершего. Сомнений быть не могло…
Это тот самый паренек-казах, торговец наркотиками и наркоман.
Умер.
Перебрал, видимо, все-таки вчера…
— Как уже успели установить эксперты, — сказал тоскливо голос за кадром, — смерть наступила не в результате передозировки, а в результате отравления организма недоброкачественно приготовленными наркотическими веществами…
Это он наверняка вколол себе ту наркоту, которую у меня выпросил.
Я опустила руки. Прекратила свои упражнения. Какие уж тут упражнения…
Как там журналист говорил — «на этом месте мог бы быть ваш сын, ваша дочь или даже вы сами»…
Вот это точно — на его месте должна была быть я.
Это что же, выходит, Кирилл не доверяет мне? Еще раз решил проверить. Обычная осторожность преступника, привыкшего каждый день иметь дело с провокаторами и другими традиционными для этого контингента видами опасности?
Или я почему-то вызываю у него сильные подозрения?
Подождите, подождите, если он думал, что я из ментовки, то он знал, что я ни за что не буду себе колоть эти наркотики, а дам их в лабораторию проверить.
Ну, хоть это хорошо — Кирилл уверен, что я не из милиции.
Тогда — просто проверяет.
Ну, что ж, придется сегодня на встрече предъявить ему счет за то, что он меня обманул. Пускай, гад, цену скидывает.
Скидывай цену, сволочь, — так я ему и скажу сегодня.
Существует еще опасность, что… Да нет, не может быть, точно — не может быть.
Ну, откуда Кириллу знать о том, кто я есть на самом деле?
Или он опасается, что я охочусь за кассетой? Правильно опасается, опасайся, мой друг, опасайся.
Я подошла к столу и взяла в руки сработанные мною вчера в футлярах из сигаретных пачек портативный маячок и прибор слежения.
Мне бы только найти повод снова сесть в его машину. Если я опять попаду на заднее сиденье хотя бы на несколько минут, я смогу спрятать в салоне свой маячок, а потом, когда Кирилл высадит меня где-нибудь, отследить за перемещениями его джипа.
Таким образом я установлю местонахождение обиталища Кирилла.
Если он после того, как высадит меня, не додумается прошмонать салон.
Да недодумается, ему в голову это просто не придет.
Зазвонил телефон.
Это еще что за новости? Кто бы это мог быть? Знакомых у меня в этом городе не так много, и ни один из них номера моего гостиничного телефона не знает. Я этот телефон никому не давала, по крайней мере.
Да я его и сама не знаю.
Я сняла трубку.
— Чернышева Ирина Зиновьевна? — ласково осведомились в трубке.
Я не сразу поняла, что Ирина Зиновьевна Чернышева — это я. Теряю квалификацию, что ли?
— Да, я слушаю, — ответила я.
— Это вас беспокоит секретарь начальника пресс-службы администрации города Петропавловска Еланская Юлия Сергеевна. Здравствуйте, — я услышала приятный женский голосок, юный такой.
— Здравствуйте, — поздоровалась и я.
Надо же — двойная тезка! Я тоже — Юлия Сергеевна. Правда, фамилия у меня не Еланская, а Максимова.
А-а, да я вспомнила ее — она в приемной сидела у Зайберта, своего начальника, как и полагается всем примерным секретаршам.
Она рыженькая, миниатюрненькая, словно лисичка.
Симпатичная — умеет Виктор Федорович секретарей себе выбирать. Знает, собака толстая, толк в женской красоте…
Так, это секретарша Зайберта, выходит. Зачем я ему понадобилась? Он еще что-то мне хочет сообщить относительно культурного развития города или организационные вопросы какие?
— Виктор Федорович, — сообщила мне секретарша, — просит вас зайти сегодня к нему…
