– Я не нахожу нужным скрывать свои взгляды, – ответил Соколов.
– Хорошо, – сказал князь, – а теперь перейдем к делу, для которого я вас позвал. Хочу еще раз повторить, что разговор этот конфиденциальный и о нем никто не должен знать, включая ваше непосредственное начальство. – Капитан кивнул в знак согласия, и его высочество продолжил: – Я хочу создать канцелярию, которая будет заниматься сбором информации в империи и за границей. Разной информации: о чиновниках, политиках, армейских и прочих чинах, – а также оценкой политической ситуации, численности армии и флота, его вооружения, намерений и интересов влиятельных людей. Пока я планирую группу человек двадцать, а далее посмотрим. И я желал бы, чтобы вы, капитан, возглавили эту канцелярию, а также озаботились подбором верных и толковых людей. Не думайте, что вам предлагается дело, недостойное чести офицера. Наоборот, работа этой канцелярии принесет великую пользу отечеству. Но я не хочу вас принуждать, ибо чтобы преуспеть, вы сами должны хотеть этого, – его высочество умолк и вопросительно взглянул на офицера.
– Я так понимаю, ваше высочество, что эта канцелярия не будет официальной? – спросил Соколов, еще раз подтвердив, что князь в нем не ошибся.
– Да, не будет, – ответил Николай Павлович, – вы, наверное, хотели спросить, знает ли об этой затее император? Так вот, он тоже о ней не знает. Я верный слуга и брат его величества и давал присягу служить ему. А канцелярия как раз и создается для охраны интересов императора и империи. Так что, как я уже говорил, вам не предлагается нечто, недостойное чести офицера.
– В таком случае я согласен, – ответил капитан.
– Хорошо, – кивнул князь, – тогда обсудим детали.
17 апреля 1818 года на свет появился мой первенец, которого мы нарекли Александром. Это событие еще сильнее привязало меня к этому миру. В моем родном XXI веке я был холост и детей не имел. Но, видимо, я созрел для семейной жизни, так как отчетливо понимал, что мне повезло. Ведь, как поется в песне: короли не женятся по любви, и мой брак являлся прежде всего политическим. Браки моих братьев – Александра и Константина – оказались несчастливыми. Настолько, что жена Константина попросту сбежала от него назад к родственникам в Кобург. Поэтому наши с Шарлоттой любовь и взаимопонимание являлись скорее исключением из правил. Жизнь Великого князя имела много плюсов, но главным я считал относительную приватность. Я был гораздо менее значимой фигурой, чем мои старшие братья, и не находился в свете прожекторов, как Александр.
Рождение сына – единственного наследника престола – укрепило мои позиции в семье. Александр и Константин так и остались бездетными. Даже моя деспотичная маман, Мария Федоровна, стала относиться ко мне с большим уважением, как к взрослому, что ли. А через год я получил дальнейшее доказательство повышения моего статуса. Доказательство, которого я ожидал и к которому готовился. Но я немного забегаю вперед.
После окончания войны в Александре что-то надломилось. Он часто выглядел усталым и рассеянным. В нем не было той энергии и напора, которые помогли ему победить Наполеона. Может, сказалась усталость от войны или разочарование реформами, проведенными в начале его правления. Я знал, что власть тяготит его, и был готов к разговору, который произошел в дальнейшем.
Этот июльский день 1819 года я запомнил навсегда. На дворе стояла ясная и немного душная погода. Вернувшись с бригадных учений, я занимался делами, отложенными за время моего отсутствия. Александр предупредил, что приедет к нам на обед. Он иногда приезжал пообщаться. Шарлотта оказалась прекрасной хозяйкой, и брату импонировала наша атмосфера семейного счастья и, вообще, молодости, которая воцарилась в Аничковом дворце.
За столом беседа шла ни о чем. Брат поинтересовался здоровьем маленького Саши, расспрашивал о полковых учениях и рассказал о недавно приобретенной им коллекции картин. Отобедав, мы перешли в малую гостиную, где и состоялся сей памятный разговор. Перед тем как начать, Александр заявил, что завидует нашему семейному счастью и рад, что мы ладим друг с другом. При этом он указал на живот Шарлотты, которая снова была беременна. После чего произнес, глядя мне в глаза:
