– Да.
– Внутри?
– Да.
– И не нужна экспериментальная и лабораторная база?
– Нужно только Бога любить и только жаль, что ты умом понял. А не сердцем. Но поверил таки. А это уже хорошо.
– А я сердцем боюсь…
– Почему? – Афанасий с совершенно детским изумлением взглянул на Олега.
– Потому что в Царствии Небесном, как мне кажется, или по дороге к нему, когда мы умрем и поедем в небесном вагоне к тем воротам, возле которых стоит Апостол Павел, все эти умеющие жить мужчины, что везде в жизни хорошо устраиваются, и там займут лучшие места… Так, непринужденно – со свойской им простотой, с которой они одинаково – что в очереди за бензином, что в тюремной камере, что на курортном пляже, везде, где они появляются – они какой – то внутренней уверенностью своей заставляют всю робкую интеллигентную публику потесниться…
Они и там, боюсь, всех убедят, и ангелов в том числе, что им – хозяевам жизни – людям первого сорта – положено местечко помягче и поближе к солнышку… Они и там с присущей им житейской простотой скажут дежурному ангелу, – сделай ка мне братишка местечко получше!
– Ах, ты Боже мой! Какой ты однако неверующий… Ведь тысячу раз читал, наверное, что сказано: меньшие из вас станут в Царствии Отца моего наибольшими. И еще сказано – легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому в Царствие Небесное. Ведь сказано? Читал ведь?
– Да умом то я понимаю, что в компьютере можно поставить фильтры и программу пересортировки душ и по иерархическому их перераспределению в новой системе…
– А-а-а, то-то что умом! А Господь просит вас, чтобы вы и сердцем уверовали!
– У каждого свой путь. Может и мое сердце дозреет.
– Дай то тебе Бог!
Из рабочего дневника:
Философски меня пугает только один вопрос, дабы избежать дублирования, после сканирования живого человека, мне приходится его… удалять… Конечно, после вывода его из плоттера – я получаю его живым и здоровым, но ведь это уже копия…
А тот – то первый- он что? Умер? Я его убил?
Программирование – это пошаговое приближение к Богу. Это пошаговое повторение Божьего пути.
Аня из редакции, та что по словам Курочкина должна была отвезти Олега к сатанисту оказалась этакой девочкой без комплексов. Впрочем, не особо искушенный в журналистской кухне, Олег представлял себе этих жриц второй древнейшей – именно такими. Он об этом так ей прямо и заявил покуда они тряслись в его громыхающих и стонущих всеми частями подвески пенсионного возраста "жигулях".
– А вот ты (этот немедленный переход на "ты" невзирая на более чем пятнадцатилетнюю разницу в возрасте был тоже из той серии) – а вот ты неправильно сравниваешь журналистику с проституцией, – с правого переднего сиденья певуче ворковала сероглазенькая Анечка, – проституция и журналистика не потому рядом стоят в этом списке, что они вроде как родственные, что и там и там надо кому то за деньги отдаваться, а потому что в обеих этих профессиях не требуется ни орудий труда – ни особенного образования…
– Это как это? – недоуменно переспросил Олег.
– А так… У проститутки все ее орудия труда при ней – она с клиентом легла – хоть на песок, хоть на траву – и все дела! Поэтому и первая древнейшая.
– А журналистика как же?
– А журналистика она первоначально и изначально была деятельностью связанной с добыванием и сообщением соплеменникам каких либо новостей. Вот первобытные людишки не могут все бежать за горы – узнавать, как там у соседнего племени дела – они и посылают самого шустрого… он сбегал, вернулся и рассказал – и за это получил свой кусок мяса за ужином. А все эти публицисты и фельетонисты – они уже потом появились.
– Ну я так думаю, что и первые эти ваши коллеги тоже подбирались не только по принципу быстрых ног – там надо было еще потом и связно об увиденном рассказать.
И может даже с юмором…
– Ну это и есть понятие профпригодности. Ведь в проститутки тоже не каждую брали.
Там надо хоть какой то элементарной привлекательностью обладать.
– Но ты Аня должна всеже со мной согласиться, что благодаря деятельности некоторых твоих коллег, обе эти профессии связываются не только по этим причинам.
