Отсчитывая купюры, Жюль вдруг почувствовал головокружение и дрожь в руках. Перед глазами поплыл туман, он практически ничего не видел. Он замер, но все прошло так же внезапно, как и началось. Голова прояснилась, пелена перед глазами исчезла. Жюль положил купюры в бумажник. Свое внезапное состояние он счел результатом сильного волнения, вызванного предвкушением, но тем не менее странная неожиданность его слегка насторожила. Патенотр почувствовал легкое недовольство собой. В последнее время его тело частенько бунтовало против его страстей, что неприятно раздражало Жюля.
Он положил ключ от двери на стойку и вышел на улицу. Посланец Мари Д’Алруа находился в некотором отдалении, у окна магазина, под полосатым брезентовым навесом. Заметив, как Жюль едва заметно кивнул, он повернулся и зашагал по улице.
Идти им пришлось почти милю. Тротуары были заполнены пешеходами, но только до тех пор, пока они не свернули с Брод-стрит и не углубились в район, где находилось большинство городских пивных. Улицы здесь были почти пустынны. Стояло раннее утро, в это время большинство ричмондских пьяниц еще отсыпалось. Порядочные женщины тут не появлялись. Они предпочитали другие городские места, где прогуливались в модных юбках и кофточках с рукавами, широкими в плечах и зауженными на запястьях, держа в руках зонтики от солнца, дабы сохранить загадочную, привлекательную бледность лиц и точно соответствовать принятому в южных штатах классическому эталону женской красоты. Жизнь они вели тоже классическую, размеренную и благопристойную.
По крайней мере так могло показаться на первый взгляд.
Патенотр и его провожатый снова повернули и оказались на улице, где на фасаде каждого дома висело объявление о сносе. Территорию всего района купила некая железнодорожная компания и, по слухам, намеревалась построить здесь несколько терминалов. На Мэйн-стрит один терминал она уже возвела, и останавливаться на достигнутом, видимо, не собиралась. По обеим сторонам улицы стояли в основном невысокие здания складов и контор, в конце ее виднелись недостроенные помещения зала ожидания и почты. Позади них располагался давно опустевший и полуразрушенный театр-варьете.
По засыпанной мусором и частично вырубленной аллее они приблизились к зданию. Молчун открыл незапертую дверь, пропустив вперед Жюля, вошел следом и сразу закрыл ее за собой. Оглядывая голые стены, Патенотр догадался, что все ценное из театра вывезли, но, несмотря на безжизненный вид, в здании было тепло и сухо. Стены, пол и потолок оставались целыми. В самом конце давно опустевшего зрительного зала находилась лестница. По ней они поднялись этажом выше, где увидели ряд дверей, ведущих в служебные помещения, расположенные над фойе. Среди прочих была тут и большая комната, напоминавшая гостиную. Они остановились возле нее. Навстречу им поднялась служанка Мари Д’Алруа, а через секунду перед ними появилась и сама хозяйка: в простом льняном платье без рукавов, с блестящими волосами, уложенными в высокую замысловатую прическу.
Будь она босой, Патенотру показалось бы, что она ступает не по дощатому полу здания, расположенного в самом центре большого южного города, а по берегу реки.
— Проходите, — попросила она.
Войдя, он оглядел комнату. В ней пахло пылью и конским волосом. Дневной свет проникал через небольшое чердачное окно под самой крышей, сочился сквозь щели в досках, которыми были заколочены окна. В углу на деревянных подставках, отделявших его от пола на несколько дюймов, лежал матрас. Рядом с ним находилось богатое кресло и совершенно не гармонировавший с ним убогий стол, на нем стоял кувшин с водой и таз.
— Теперь я понимаю, почему выдержите свой адрес в тайне, — произнес Жюль, сразу догадавшись, что Луиза живет тут незаконно.
Молодая женщина, называвшая себя Мари Д’Алруа, оставила его замечание без ответа.
— Прежде чем мы начнем, — заговорила она, — вы должны выполнить одну мою просьбу.
Тон ее голоса неожиданно взволновал его.
— Приказывайте.
— Прежде чем мы начнем, — повторила она, сделав ударение на первом слове, — возьмите ручку и бумагу там, на столе.
