Палка легонько коснулась второго плеча Зарника. Прошлась концом по коленям.
– Вот так. Два ве́рхом, два низом, – сказал Летень. – Есть ещё удары, но они этим родня. Теперь себя защищай.
– А прямо сверху? – подал голос Велеська. – По темечку?
У калашников он пока шастал на побегушках, ни до каких гордых дел не допускался. Потому, как водится, во всём был первый знаток.
– На голове шелом, – сказали ему.
– С него соскользнёт, шею или плечо переломит! – спорил Велеська.
– Ты дядю Летеня слушай, сам язык прикуси. Не то выгоним.
Велеська закрыл рот, стал смотреть. Деревянный меч витязя медленно и почему-то страшно летел к уху Зарника. Парень промешкал. Наконец вскинул оружие.
– Замри, – велел Летень.
Рогожник опустил палку. Витязь глянул на Светела. Опёнок сунул гусли Жогушке, подоспел, вернул руку Зарника в прежнее положение.
– Это не палочный бой. Ты встретил меч концом клинка, а надо преградой. – Летень передвинул руку Зарника, подставил сильную часть меча. – И держишь поперёк, а второй рукой не подхватил. Зачем переть силой на силу, если вскользь можно пустить? Поверни.
Деревянный меч калашника обратил конец кверху. Летень улыбнулся:
– Так лицедеи на подвыси рубятся в каких-нибудь «Деяниях Йелегена». Позорянам любование, нам смех. Замечай: если я продолжу удар…
Палка Летеня тронула плечо Зарника, скользнула по боку и бедру. Золотые гусли тихонько пропели «подайте нищему калеке». Ребята стали смеяться, оплошный сердито покраснел, оглянулся.
– Сам выходи! Являй, каково горазд!
– У меня дядя Летень всякий день за стеной, – сказал Светел. – Запасайся наукой, пока гостишь.
– Поди сюда, – вдруг сказал витязь.
Светел проворно вскочил, потянулся к мечу Зарника, но Летень остановил его, отдал свой.
– Он будет бить, – проскрипел деревянный голос. – Обороняйся.
Летень сел на лавку, убрал руку с шеста. Светел заметил частые капли на его лбу, но тут же забыл: все мысли присвоил черен в ладони. Опёнок набрал полную грудь воздуха. В настоящем бою никто ему даже на этот вздох не даст времени. А ещё в брови Зарника белый шрамик. Память глупой сшибки в Затресье. Тогда у Светела в руках были чурбачки. Палочный удар рушит мякоть. Железный меч, даже тупой, дробит кости.
– Обороняйся, – повторил Летень. Улыбнулся. – Может, сам поймёшь наконец.
Ребята снова развеселились. Зарник ударил Опёнку в левое ухо, почти как Летень показывал. Долетит – звон в голове назавтра уляжется! Не долетело. Светел отступил вкруговую, подставил опрокинутый меч. Удар скользнул мимо, палка стукнула в пол, Зарник отшатнулся. Яблоко Светелова меча прыгнуло ему в лоб. Не так сильно, как тот чурбак у овина, но след отчеканился.
– Вот, – сказал Светел злому и разгорячённому Зарнику. – Бей опять таким же боем, медленно. Или обороняйся, если постиг.
Калашники гомонили, шаркали босыми пятками, орудовали руками. Хоть сейчас в битву! Летень смотрел на безусое воинство, непонятно улыбался. То ли гордился, то ли о чём-то жалел. Зарник изготовился бить. Светел встал в оборону.
На самом деле он расправлял плечи среди метельного поля, щитом к щиту с Сеггаром и Гуляем. Стоял против жестоких врагов. За братьев… за брата…
Тут заскрипела дверь. Через высокий порог в малую избу полезла Равдуша. Плеснула рукавами, чуть не выронила мягкий свёрток:
– Сколько ж вас, околотней! Здоровый оглохнет, немощного вовсе уморите! В сени ступайте, во двор, к Светелку в ремесленную, там балуйтесь!
Возвышенное мужское геройство тотчас развеялось. Уступило каждодневности с её бабьими хлопотами. Ребята потянулись за порог. Стали разбирать валенки, как попало брошенные в сенях. Гарко оглянулся в дверях, посмотрел на Летеня, на Равдушу. Хмыкнул, словно что знал. Может, вправду знал, кто его разберёт. Зря ли к телу уже льнула подоплёка рубахи, скроенной милыми руками Убавы. Светел перехватил Гаркин взгляд, осерчал, позавидовал, устыдился.
Местничи, переговариваясь, начали растекаться по своим дворам. Отовсюду пахло съестным: скоро вечерять. Зарник с Небышем пошли за Светелом в ремесленную.
Затресский гусляр положил чехолок, огляделся:
– Тут, значит, теперь живёшь?
