Всем гибель!
Толпа ходила непонятными токами, как суводь за перекатом. Кто-то, бросив чунки с добром, сверкал пятками в сторону города. Иные бестолково топтались: возвращаться несолоно хлебавши казалось слишком обидно. Третьих снедало неутолимое любопытство, способное вместо спасения устремить в пекло.
– Бьются там, что ли? – спрашивала маленькая юркая тётка. Нос длинный, красный от холода, голос пронзительный.
– Что расправа? Стоит или всех уже истоптали?
– А кровь пролилась? Кровь есть?
– Дура-баба! Это тебе не сосулька на голову сверглась…
Ознобиша вдруг заметил: они с Эльбиз были не сами по себе в скопище чужаков. Мелькнула, приближаясь, вязаная косынка, покоившая на груди недвижную руку. Харлан Пакша на удивление ловко сочился меж людьми, уклонялся, раздвигал, обтекал… К нему с разных сторон прокладывали путь люди, прежде виденные Ознобишей в «Сорочьем гнезде». Двое вышибал, дюжие работники – гордость стеношных битв. Их кулаки не оружие против дружинных мечей. Но сорвись бежать сходбище, заслонить царевну сумеют.
Эльбиз заступникам не обрадовалась. Кто под щит берёт, тот и неволит! Девушка зло прошипела, юркнула ужом в толкотню. Рванула туда, где бились на киянском ветру, хлопали серые крылья Поморника… Ознобиша ахнул, бросился следом.
Он тоже неплохо умел скользить в сплочённой толпе, но гонка не задалась. Чуть не на третьем шагу Эльбиз обхватили мощные руки. Девушка яростно трепыхнулась, метнула руку к ножу… задрала голову, притихла. Ношеный обиванец, седые волосы по плечам. Царевну взял в плен Машкара.
«Затверди несколько имён, – отдалось в памяти Ознобиши. – Эти люди не обманут, если понадобится помощь…»
Харлановичи слаженно взяли обоих в кольцо, молча, скорым шагом помчали к городу. Царевна выворачивала шею, до последнего силясь рассмотреть, что делалось вдалеке. Многоголосого клича, железного лязга пока не было слышно. Эльбиз поймала руку Ознобиши, отчаянно стиснула…
Позже он нашёл синяки повыше запястья. «Мне бы довелось эдак разминуться с братейкой… не попусти, Справедливая, нет, нет!»
Между тем крушащий удар, казавшийся неминуемым, как будто замешкался. Поверх голов качались два знамени. Поморник и Щука всё медленнее плыли встречь.
Гайдияр сотворил невозможное. Дружины остановились.
Через Кижи не только Разбойным корытом можно пройти. Другие тропки натоптаны. Менее удобные и безопасные, ну так чваниться ли теперь! Тяжких снегопадов последние дни не было. Зато мороз поиграл, сплотил снег. Авось пропустит Хозяинушко. Вспомнит, кто его обильной жертвой попотчевал.
А там уж…
Ночь стояла не самая тёмная. Ехалось легко, да и след Порейка бросил отменный. Всё ручьями, болотцами, маленькими бедовниками. Как раз до холмов добежать, встать на отдых. А утром, по надёжному свету, пуститься в удолья – и вечером лихо стукнуть в ворота. Ну-ка, где тут нашему красному товару покупщик?
Лигуй уже начал подрёмывать под ворохом шуб, когда в оболок сунулся Хлапеня.
– Не прогневайся, батюшка… Улыба леса не узнаёт!
Хозяин Порудницы досадливо зашевелился. Он-то полагал, если будет досуг, присмотреться к Десибратовой дочке. В дороге думается знатно. Всё рядом, всё достижимо. Взять женить на Десибратовне того же Хлапеню. Прибрать к рукам стареющего Головню с его зеленцом… Эх! Какое женить околотней, если без большака ни с чем справиться не умеют!
– След, что ли, потеряли, дурни? – вылезая на козлы, хрипло спросил Лигуй.
– Нет, батюшка. Вот он, след.
– Тогда что глаз смежить не даёте? Я не вы, мне до завтра умом надо раскинуть!
Ответил Улыба, шедший на лыжах:
– Я с Порейкой на первый развед бегал. Должно помошье быть и с краю валун, зраком на человека похожий. А нету!
Он был следопыт. Лигуй, конечно, виду не показал, но про себя встревожился. «Леший, что ли, пробудился не к сроку и давай спросонья водить?..»
Поднял воротник шубы, пихнул в бок Хлапеню, сел с ним на козлы. Сразу приметил: походники жались к саням. Шуба вдруг стала редкой рогожкой, ветер, звеневший ледяными ветвями, её легко проницал.
Лигуй нахмурился. Остановил руку, тянувшуюся к оберегам на поясе.
