Вскоре чаща стала редеть, деревьев вокруг становилось все меньше и меньше, что, с учетом последних событий, казалось благом, не смотря на то, что вокруг стали проглядывать черные бездонные окна, поджидающие беспечные жертвы, а под ногами непрерывным ковром стелилась тонколистая болотная осока.
— Святой отец, — окликнул проводника Прослав. — А куда мы идем? Нам бы к северу повернуть…
Монах никак не отреагировал, продолжая уверенно шагать по широко раскинувшейся топи.
— Святой отец!
Монах ускорил шаг.
— Ангеле Божий, хранителю мой святый, на соблюдение мне от Бога с небес данный, — забормотал Батовский смерд, тихонько осенив себя крестом. — Прилежно молю тя: ты мя днесь просвети, и от всякого зла сохрани, ко благому деянию настави, и на путь спасения направи. Аминь… — и Прослав перекрестил спину идущего впереди монаха.
Тот внезапно рассыпался в комок тины, потом медленно вырос до прежнего вида, но уже лицом к смерду и гневно прокричал:
— Что бы у тебя рука отсохла, сын мой!
Под мужиком разверзлась хлябь, и он провалился сразу по грудь.
— Это болотник! — заорал Прослав, в отчаянии лупя руками по разлетающейся в стороны ряске. — Не монах, болотник!
Росин моментально вскинул мушкетон и нажал на спуск. Грохнул выстрел, заряд картечи вырвал у монаха половину бока, обнажив состоящее из тины и водорослей нутро.
— Да пропадите вы пропадом, — сплюнул серым лягушонком монах, раскинул руки в стороны и упал на спину, расплескав в стороны холодную воду, и моментально в ней утонув.
Одновременно люди почувствовали, как опора под ногами исчезла, и они стали проваливаться в рыхлый влажный торф, моментально с жадностью облепивший подаренную нечистью добычу.
— А-а! — теперь уже от предсмертного ужаса кричали почти все.
В воздухе опять зашелестели крылья, крылатые кошки и мыши опять накинулись на практически беззащитных воинов, кусая их за носы и щеки, раздирая когтями руки. И одновременно с этим нечто странное стало происходить снизу, в глубине.
Костя Росин ощутил, как по бултыхающимся в вязкой жиже ногам пробежало нечто колкое, их развели в стороны, остановили, потом чьи-то зубы впились в бедро.
Он взвыл, задергался — в этот миг тонкая травяная пленка раздвинулась и снизу появилась очаровательная девичья головка с большими зелеными глазами и длинными волосами, неотличимыми от стелящейся вокруг травы.
— Какой милый, — хихикнула девушка, взметнула из черной жижи руки, схватила Костю за уши, подтянула к себе и крепко поцеловала. Потом ухнулась вниз, и Росин ощутил острую, непереносимую боль в паху. Он рванулся вверх и вперед, молотя руками, как трепещущий на ветру флажок, и каким-то чудом смог выползти на поверхность.
Сверху тут же спикировала крылатая кошка, чиркнул когтями по щекам и снова взмыв в высоту. Опять спикировала — Костя почувствовал сильный рывок под подбородок, и сзади в волосах тут же кто-то запутался. Росин схватился за голову, вырвал какое-то маленькое мохнатое существо зеленого цвета, в ярости отшвырнул его далеко в сторону, запоздало поняв, что с него сорвали шлем.
— Ты забыл, милый… — на этот раз боль пришла от ягодиц.
Росин обернулся, и обнаружил, что высовывающаяся до пояса из воды девушка держит в руках мушкетон и пытается уколоть его штыком еще раз. Он выхватил меч — и тут же получил сильнейший удар в лицо, от которого опрокинулся на спину.
— Плохо ведете себя, дети мои! — монах ходил между воинами и лупил всех узловатым посохом куда не попадя. Сверху падали кошки и мыши, снизу носились какие-то мелкие разноцветные твари, то тут, то там из воды выпрыгивали обнаженные девушки, кого-то кусая, кого-то целуя, в кого-то тыкая потерянным оружием. Все это можно было бы принять за дурной сон — если бы не боль между ног, не текущая на глаза кровь, не холод от мокрой одежды.
Сзади кто-то маленький влез под подол рубахи и пополз вдоль спины, сдирая с нее кожу. Росин взвыл, закатался с боку на бок, пытаясь раздавить нового врага, но ничего на получалось, да вдобавок болотница, весело хихикая, продолжала подкалывать его штыком. Он вскочил, отбежал на несколько шагов и принялся со всей силы плашмя лупить себя мечом по спине. И тут вдруг возникло такое ощущение, словно он вогнал себе под ребра раскаленный костыль. Костя захрипел, упал на колени — и из тины тут же вынырнула все та же девица:
