— Что? — не понял Росин.
— Селение впереди, — повторил Зализа. — Вышли мы на юрьевский тракт. Привал нужно сделать, а то на голодное брюхо далеко не уйдем.
— Понял, — кивнул Костя, и громко позвал: — Игорь, Миша, Андрей! Остаемся здесь, в прикрытии. Завала делать не станем. Коли ливонцы подойдут, отстреляемся и к деревне отступим, станем в ней отбиваться.
Но никто не появился, и через полчаса Костя увел людей к селению — здесь ратники уже захватили два дома, выгнав растерянных сервов на улицу.
Впрочем, грабить их никто не собирался — воины нуждались только в еде и припасах для дальнейшего пути. Они выгребли из погребов пару кадушек с солеными грибами, быстро перекидав их в мешки и приторочив жеребцу на спину, прихватили несколько окороков, и закололи двух свиней. Одна, нанизанная на длинную жердь, уже запекалась над огнем, а вторую споро разделывали бояре и его ребята.
Росин покачал головой, вспомнив, как год назад, на игровом полигоне, он оставил своим голодным подопечным честно купленного в соседней деревне барана, а сам ушел на совет мастеров. Когда он вернулся спустя три часа в предвкушении свежего жаркого, барашек продолжал жизнерадостно щипать травку, а голодные одноклубники тоскливо грелись у догорающего костра. Год назад… Подумать только, год назад никто из его ребят не решился поднять руку даже на барана! А ныне они не дрогнув колют мечом в живот обитателям братской Эстонской республики, рубят немецких рыцарей, а перерезать горло подросшему хряку и вовсе воспринимают обыденным делом.
— Не хочу! Сами жрите эту жвачку! — скандалила возле лошадей Инга, которую дядя пытался покормить. — Я спать хочу! Устала я!
Картышев что-то ей говорил, а прочие воины предпочитали держаться от голосистой скандальной бабы подальше. Бояре Батовы и одноклубники расселись вперемешку, уже совершенно не делясь на своих и чужих и только Юля с Варламом оказались немного поодаль от всех.
Костя вынул меч и свой поясной нож, подошел к румянящейся над костром туше, наколол ножом мясистый край над ребрами и подсек его клинком. Пламя затрещало, заискрилось от закапавшего вниз жира. Костя отступил и впился в добычу зубами. Несоленое, неперченое горячее мясо все равно показалось удивительно вкусным и сочным. Съев отрезанный кусок, он подошел к огню и оттяпал себе еще.
Так они и завтракали — свинья постепенно худела, когда от нее отрезали внешние ломти, оказавшиеся снаружи мясные слои быстро пропекались, и их тоже срезали, пока от массивной откормленной хрюшки не остались одни косточки. На место первой водрузили вторую, но ее успели объесть только наполовину — Зализе померещились над лесом вспугнутые птицы, и он приказал выступать.
Путники, икая от сытости и зевая до хруста за ушами, потянулись к ведущей в сторону Феллина дороге — им всем было ясно, что мимо Юрьеву их маленькому отряду все равно не прорваться.
Росин поймал на себе внимательный взгляд опричника, и тряхнул головой. У него появилось давно забытое ощущение долгого и нудного экзамена. Словно сейчас не тысяча пятьсот пятьдесят третий год, а тысяча девятьсот восемьдесят восьмой, и он опять младший сержант, которому на учениях дали вводную, что лейтенант убит, и командовать взводом придется ему.
И вот он уже который день уходит от преследования, таится, устраивает засады, а рядом идет посредник, с внимательным, как у Зализы, взглядом, готовый в любой момент объявить: «Вы уничтожены, вас накрыло минометным огнем, раздолбало штурмовиками, обнаружили вражеские ударные вертолеты…». Но посредник молчит, и они продолжают свое учебное бегство — день за днем, час за часом…
— Дорога круто поворачивает, — указал вперед Костя. — Нужно положить пару бревен сразу за поворотом. Пятерых мушкетонщиков положим впереди, под липами, остальных за бревна. Когда ливонцы появятся на дороге, первые дадут залп. Они устремятся вперед, в атаку, и этот момент мы откроем огонь им во фланг. Они этого не ожидают, смешаются и отступят. Пока будут готовить новую атаку, мы успеем уйти.
— Это орешник, — кратко поправил Зализа и торопливо пошел вперед.
