— Оставишь, Игорь Евгеньевич?
— А чего мне еще тут искать? Замуж возьму. Пойдешь?
— У-у… — пискнула она, подпрыгнула и повисла у него на шее. Вообще-то, Картышев понимал, что именно этого она и добивается, но все равно — радости такой не ожидал.
— Жалко, Росин в Москве, — хмыкнул он, запуская пальцы в волосы выбранной навеки жены. — Останется холостяком.
* * *
— Чего ему от нас нужно? — Костя с непониманием осмотрел собравшихся в небольшой палате с расписными стенами бояр и нескольких женщин, в обязательных кокошниках, длинных пышных юбках и коротких душегрейках. Каждый раз, когда он видел торжественно одетых бояр, у него возникало ощущение, что наступила зима. Хотя Росину и в рясе из тонкой шерсти было жарковато.
— Государь видеть желает, насколько здоров ты после мук перенесенных, — заученно повторил Андрей Толбузин.
— Он что, доктор? Осматривать станет?
Из распахнутых наружу окон лилось яркое солнце, освещавшее два сундука и высокий, витой бронзовый подсвечник, составлявшие все убранство палаты. Да и была она, судя по всему, просто проходной комнатой: двери с одной стороны, двери с другой.
— Настя, складку у шеи поправь, натирает, — повернулся Росин к боярыне Салтыковой, и та запустила свои тонкие прохладные пальчики к нему под ворот.
— Государь Иван Васильевич следует! — распахнулись обе двери, и бояре торопливо выстроились рядком от стены до стены. Толбузин, потянув Костю за собой, приткнулся в общий ряд.
Правитель появился слева. От шубы, похоже, государю удалось отвертеться, но шитый золотыми нитями кафтан царедворцы ему все-таки надели. В сопровождении двух монахов и какого-то знатного, судя по одеждам, князя, олицетворяющий Русь паренек прошел до середины палаты, остановился:
— Ведомы мне ваши заботы, бояре, — обратился он сразу ко всем. — Указал я ныне в Поместный приказ земли путивльские в поместья раздать. Мыслю, дети ваши еще до зимы ввозные грамоты получить должны, и к весне мои дачи под свою руку принять.
— Благодарствуем, государь, — принялись кланяться бояре.
— Ябеду твою, боярыня Алевтина, — шагнул дальше царь, — в Поместном приказе со всем тщанием и прилежанием изучили, и крамолы в деяниях воеводских не нашли.
Женщина молча поклонилась, перечить не рискнув, но и не благодаря.
— А ты, Константин Андреевич, — миновав Толбузина, остановился Иван. — Как руки твои? Одеяния все монашеские носишь?
— Да вроде шевелятся уже… государь, — ответил Росин. — Слабость только сильная. А ряса удобной больно одеждой оказалась. Особенно, когда пальцам с застежками всякими не совладать.
— А руки, мною взамен твоих даденные, как? — широко улыбнулся наделенной государственной властью паренек.
— Хороши… — признал, смутившись, Росин, а стоящая рядом Анастасия густо покраснела.
— У тебя боярин живет? — приподнял кончиками пальцев подбородок женщины царь и пытливо заглянул ей в глаза.
— У меня, государь…
— Невенчанным? Грех это, — правитель отпустил Анастасию и обернулся к сопровождающим его монахам: — Повенчать сегодня же…
После чего милостиво кивнул склонившейся в поклоне женщине, остолбеневшему Косте и пошел дальше. Двери закрылись, явление царя народу закончилось. Бояре, загалдев, двинулись к выходу, оставив хлопающего глазами Росина, его «руки» и Андрея Толбузина в палатах.
— А… А если я не хочу? — выдавил Костя.
— Что ты, Константин Андреевич? — всплеснула руками Настя. — Воля же государева!
— Тык… Это… Как так?
— Милость царская, Константин Андреевич, — одернул его Толбузин. — Ты чего?
— Я… А я? А меня спросить? — хлопал ртом, словно вытащенная на берег рыба, Росин.
— Ты, боярин… — Толбузин оттащил его немного в сторону и горячо зашептал в самое ухо: — Да ты обезумел, боярин! Царь же тебе не девку, он тебе все добро ее отдает! Дачи новые под Новгородом, имение у Твери, поместья под Тулой и Смоленском, казна богатая, дома в Москве и Варшаве. Ну, не нравится баба… — боярский сын покосился на Анастасию. — Ну, не нравится, в монастырь опосля отправишь. А добро-то, царской волей даденное… Никто покуситься не посмеет.
— Как это, в монастырь? — еще больше возмутился Росин. — Настю в монастырь? Как у тебя язык повернулся, после всего, что она для меня…