В поддержку темным силам из Москвы со специальным заданием прибыл белогвардейский капитан Ростовцев. Установив связь с местными монархистами, он окопался в так называемой «Екатеринбургской организации фронтовиков», где уже собралось немало враждебно настроенных к Советской власти элементов.
Десятого июня на верх-исетской площади у церкви собралась большая толпа бывших фронтовиков. Помитинговав, они потребовали от Советов начать переговоры с белочехами.
Совет, конечно, не удовлетворил эти «требования».
Обстановка еще более накалилась. Районный штаб Красной Армии привел в боевую готовность весь наличный состав: 80 бойцов, 20 конников и 12 пулеметчиков. (Основные силы были направлены на фронт.)
Мятежников насчитывалось около двух тысяч. И Совет пошел на крайнюю меру: решил послать на площадь П.З. Ермакова с тем, чтобы попытаться убедить солдат. Только такому бесстрашному человеку, как Ермаков, можно было дать это связанное с большим риском поручение.
Петр Захарович пошел и выступил на митинге. Это чуть было не стоило ему жизни. Из толпы раздался выстрел. Еще мгновение, и Ермаков был бы растерзан. Но по его знаку из соседнего, Барабашинского переулка высыпал отряд конников, а поверх толпы ударила пулеметная очередь.
Увидев красногвардейцев и услышав выстрелы, участники митинга разбежались.
Мятеж был подавлен в зародыше. В тот же день к вечеру был убит и Ростовцев, пытавшийся скрыться.
Впрочем, вечером произошло событие, остро напомнившее Ермакову детство. Он встретился с давним своим врагом Василием Прохоровым – Бибой. Тот сам пришел к штабу.
Ермаков стоял в группе бойцов, когда подошел Биба. Глядя исподлобья, Биба злобно бросил Ермакову:
– Зря вы Тишку Нахратова забрали. Отпустите его.
– Он расстрелян. Так и передай своим, – отчеканил Ермаков.
– Ну, так получай же! – И, резко взмахнув рукой, Биба швырнул к ногам Ермакова щелкнувшую бойко гранату. А сам распластался на земле, надеясь избежать ранения.
Бойцы окаменели.
Ермаков, выхватив маузер, выстрелил в Бибу:
– Держи сдачу, гад!
А граната, прошипев сгоревшим запалом, не взорвалась. Лежала, спокойно поблескивая гранями стенок.
В середине июля 1918 г. Уральский областной Совет, учитывая сложившуюся обстановку, постановил: во избежание кровавых авантюр, на которые могут пойти монархисты, используя семью Романовых, как знамя контрреволюции, и в наказание за все кровавые преступления царя против народа – расстрелять Николая II.
В исполнении приговора принял участие и Петр Захарович Ермаков.
У Ермакова было много друзей. Большая дружба связывала его со времен подполья с Николаем Сергеевичем Партиным, с юных лет он был близок с Иваном Федоровичем Фроловым.
И еще с одним человеком связывала Ермакова крепкая и нежная дружба. То был Сергей Артамонович Синяев, а среди товарищей просто Артамоныч…
Впрочем, они совершенно не были похожи друг на друга. Петр Захарович всегда в движении, в действии – такая уж натура. Динамического мышления человек, на раздумье – ни минуты. Синяеву деловых и боевых качеств тоже не занимать, но по складу характера он мечтатель.
Где-нибудь в перерывах между боями, собравшись с красногвардейцами у костра, брал Артамоныч в руки баян… Играл он вдохновенно, весь отдаваясь музыке… Прильнет щекой к баяну – мягкую без седины бороду подсвечивает костровое пламя – и слушает, слушает, будто свое сердце. И все слушают.
Трансвааль, Трансвааль, страна моя,
Ты вся горишь в огне…
Эта песня была одной из любимых в первом батальоне Уральского обкома партии. Новые песни не успели узнать, а эту знали и любили. В песне, правда, говорилось о событиях, не всем известных – из времен Англо-бурской войны, – но призыв к борьбе, неистребимая любовь к истерзанной родине брали ребят за живое. И многие считали, что песня про них сложена.
Еще Артамоныч играл «На сопках Маньчжурии»…
– А знаете, ребята, – скажет он, вдруг оборвав мелодию. – Знаете, что потом будет? Совсем иначе все будет.
Красногвардейцы прислушиваются. Взволнованность Артамоныча не кажется им чудной. Не в первый раз заводит он разговор о будущем, и всякий раз интересно.
