Кустос продолжал:
— Любопытное зрелище представилось мне, когда я приближался к вашей гостинице! Все зачинщики беспорядков собираются толпами на улицах, с фонарями и смоляными факелами. Там они все — сумасшедший Книппердоллинг, буйный Керкеринг, Тилан, этот одноглазый великан, и Нохлеус, опасный стрелок; все они суетятся и мечутся там. Роттман, во главе своей шайки, проповедует на площади злодейский поход против епископа как богоугодное дело. Толпа мятежников, увидя при свете факелов мою пасторскую одежду, набросилась на меня с бранью и гнусными угрозами. В этом самом доме, под нами, внизу, в то время, как мы сидим здесь, кровожадный мясник Модерсон в пьяной компании, с оружием в руках, поносит епископа и клятвенно призывает смерть на голову его и всех служителей церкви.
Женщины громко выражали ему свое сочувствие и делили с ним страх за будущее. Жена Книппердоллинга вместе с дочерью поспешила домой. Мирное, праздничное торжество было окончательно разрушено. Зибинг продолжал с горестью:
— А наши между тем беспечно покоятся на своем ложе в Тельгтэ! И это я сам выпустил на свет дракона — это чудовище Роттмана: я вытащил его из праха, в котором он, может быть, пресмыкался бы безвредно для человечества.
Мета, радуясь в душе бурному течению событий, проговорила мрачным тоном:
— Правда, так будет. Но как несчастлив достопочтенный отец в своих воспитанниках! Сперва Роттман, а потом еще Ринальд…
Анжела при этих словах вспыхнула, как зарево, и отодвинула свой стул так, чтобы свет не падал на нее. Зибинг ответил на злое замечание:
— Да, по-видимому, то же можно сказать относительно Ринальда. Но Роттман — бешеный волк, а Ринальда я считаю заблудшей овцой. Раньше или позже, он поймет сам свою ошибку, тем более, что сама судьба послала ему несчастье, которое должно отрезвить его.
— Как? Что с ним случилось? — с живостью спросили в один голос хозяйка «Роз» и госпожа Дрейер.
— Жаль его; мне всегда нравился этот живой мальчик, — заговорила Тунекенс.
— И мне, — проговорила с тихим вздохом Елизавета, сосредоточенно глядя на свои белые руки.
Анжела не слышала этих слов и сидела, низко склонив голову, чтобы скрыть таким образом возраставшее волнение.
Кустос заговорил снова:
— Я передал ему, как вы знаете, его наследство, с тем, чтобы он не показывался больше мне на глаза. Я поступил слишком поспешно и как священник был вдвойне не прав. И вот юноша с кипучей головой кинулся в водоворот жизни, в погоне за своими мечтами и фантазиями. Я слышал, что он побывал в Англии и Голландии.
Вслед затем я потерял юношу совершенно из виду, и вот только теперь один мой духовный друг пишет мне из Нимвегена, что Ринальд там… Но в каком состоянии, в каком сообществе он там! Он примкнул к толпе сумасбродных фанатиков, что напоминают старинную секту хлыстов. Вы слышали, вероятно, что императорский наместник в Нидерландах, Георг фон Тейтенбург, заставил вернуться назад, к себе на родину, одну такую стаю саранчи, сброд язычников и перекрещенцев. Преследуя их, он захватил многих в плен и одних казнил…
— О, Боже милостивый! — с тоской воскликнула Елизавета.
— Другие еще покоятся в темных казематах. В числе последних и Ринальд пока еще находится в Нимвегене в цепях, и один Бог знает, какая участь ждет его.
Почтенный муж горестно закрыл глаза руками. Елизавета, напротив, вздохнула с облегчением. Анжела не в состоянии была более скрывать свои слезы и поспешно ушла в другую комнату, к окну. Остальные женщины заговорили все почти одновременно.
— Я бы отдал эти обе мои уже слабеющие руки за то, чтобы увидеть его здесь исправившимся и кающимся грешником! — воскликнул кустос с глубокой печалью, поднимая руки вверх.
Елизавета быстро встала с места со словами:
— Куда пропала Анжела?
— Она там, у открытого окна, — ответила госпожа Стальховен, входя. — Странная фантазия, — прибавила она, — высовываться на улицу в такую холодную ночь.
— Что ты здесь делаешь, голубка моя? — спросила Елизавета, подходя к Анжеле и обняв ее с сердечной добротой.
Но, прежде чем Анжела могла ответить на вопрос, необыкновенные события на улице заставили всех находившихся здесь женщин броситься к тому же окну, на балкон. На улице было светло, и с минуты на минуту появлялось все больше огней в окнах домов, по требованию совершавших обход стражников. Фонари и смоляные факелы прикреплялись всюду на столбах и кольях.
