Хозяйка «Роз» перекрестилась и сказала:
— Да, да, скоро придет время, о котором уже были знамения и чудеса. Те из вас, кто помнит 17-й год, согласятся со мной. Я хорошо помню, словно это было вчера, — так ясно стоит перед моими глазами страшное небесное знамение, которое видно было в январе того года в ясное утро. Над городом стояло три солнца, и все три были пронзены большими кровавыми мечами.
— Да, мы это хорошо помним! — воскликнуло большинство женщин. — И разве не подтвердились эти знамения ужасными событиями? — продолжала госпожа Вернеке. — Откуда же пошли эти пагубные войны с крестьянами в обширной немецкой земле, эта резня и истребление многих дворянских фамилий? А виттенбергская ересь, разве не с того самого времени началась она? А эта позорная шайка иконоборцев, разве не с тех же пор стала она опустошать бедные церкви, предвещая грехи еще горше нынешних?
Из строгих глаз госпожи Книппердоллинг полились слезы. Мета Михельсен со злорадством обратила на это внимание своих приятельниц. Госпожа Вернеке сейчас же обратилась к плачущей и стала ее утешать:
— Ну, не плачь, бедняжка! Надейся на благость Создателя, который отвратит твоего мужа от его печальных заблуждений! Мои слова к тебе не относились: ведь всем известно, что ты ходишь слушать еретические проповеди только по принуждению твоего муженька, а в душе всегда была и есть добрая католичка.
Госпожи Дрейер, Тунекенс и Гардервик окружили плачущую и тоже стали ее успокаивать. Она скоро оправилась и с благодарностью пожимала руки своим утешительницам, в особенности же красивой Елизавете.
Между тем госпожа Стальховен спокойно продолжала начатую беседу:
— О трех солнцах и о кровавых мечах я забыла: а вот английский пот мне хорошо памятен. Матерь Божия! Как мерли-то люди, — словно мухи осенью! Мой «покойник» вышел из дому здоровым и свежим, а принесли его назад мертвым или полумертвым! И он все потел, все потел и только что я его укутала, чтобы ему пропотеть хорошенько, «Гертруда!» — вскрикнул он в последний раз — и отдал Богу душу.
Госпожа Тунекенс сказала:
— Ведь английский пот, это — чума, а чума — смерть. Божье наказание. За грехи Господь и наказывал. Нет, а что вы скажете о хвостатой звезде, что нынче ночью протянула свой хвост над мюнетерской землей?
— Это мне муж объяснил, — сказала госпожа Дрейер. — Ведь мой муж умеет рассказывать про звезды. Эта звезда, если я не перепутала слов мужа, находилась под созвездием Льва, под его грудью, под звездой, которую зовут Василиском. Ну, а лев для нашей страны всегда означает несчастье; все же это явление значит, что на Мюнстер нападет чужой король с войском и станет жечь, убивать и грабить.
— Мой муж толковал, что это — епископ, который как раз в ту пору начал вооружаться, — скромно заметила Книппердоллинг.
— Конечно, епископа мы еще не знаем, — промолвила госпожа Вернске. А при нынешних обстоятельствах и у него нет особенной охоты нас узнать. Но все-таки нам он не чужой: ведь он — ленный господин нашего города. И всем нам духовный отец, ибо он, по обычаю, избран кафедральным капитулом и утвержден святым отцом в Риме.
— А должно быть, он строг и очень гневается на наших мятежников и лютеран, — вздохнула госпожа Стальховен.
— Да как же ему и не гневаться-то. Господи! — воскликнула госпожа Тунекенс. — С каким же это епископом так поступали? Он нам приказывает прогнать еретиков, а мы не исполняем; он повелевает нам покориться, а мы и ухом не ведем! Да вот я бедная женщина, а право, и у меня не хватило бы такого долготерпения как у графа Вальдека. Созывал он и сеймы постойте сколько, бишь, их было? — Один в Вольбеке, другой — в Дюльмене… посылал посольство сюда, в Мюнстер. А что толку? Мы просто издеваемся над этим добрым епископом, а зло все растет. Черт знает, откуда что берется, — только ересь так идет вперед, словно чума. У меня уж полсотни приятельниц перебежало к проповедникам. Конечно, многие делают это только из страха…
— Ну, разумеется, — со вздохом, вполголоса сказала госпожа Книппердоллинг.
— А между тем, — прибавила хозяйка, — дела идут все хуже да хуже. Храмы Божии осквернены, кафедральный капитул разогнан…
