Сразу после гибели Помпея в 48 году до н. э. Антипатр поспешил засвидетельствовать свою преданность Гаю Юлию Цезарю. Узнав, что тот оказался в сложном положении в Египте, Антипатр собрал коалицию, в которую, помимо иудейской армии, вошли также отряды правителей Сирии и Ливана. Эта армия прорвала кольцо блокады, в которой оказался Цезарь со своими легионерами.
Разумеется, Цезарь не мог не оценить этого поступка и, оказавшись в Дамаске, вызвал к себе Антипатра. Одновременно туда же прибыл Антигон — брат казненного Александра и младший сын отравленного Аристобула. Их встреча была неизбежной, и она произошла — прямо в резиденции Цезаря, перед его троном.
Иосиф Флавий считает, что ошибка Антигона заключалась в изначально неверно выбранной тактике беседы. Вместо того чтобы попытаться вызвать к себе сострадание рассказом о страшной судьбе отца и брата, молодой царевич стал обвинять Антипатра и Гиркана в узурпации власти. Одновременно он напомнил, как верен был Антипатр Помпею, и добавил, что если «презренный идумей» и в самом деле чем-то помог Цезарю, то лишь из страха, что тот накажет его за преданность Помпею.
Антипатр слушал все эти обвинения (заметим, вполне обоснованные) молча, скривив губы в усмешке. Затем он сделал шаг к трону Цезаря и… сорвал с себя тунику. Перед всеми, кто в тот момент находился в зале, предстало загорелое, тренированное тело старого солдата с множеством шрамов и еще не окончательно зажившими после Египетской кампании ранами.
— Мне не нужно доказывать своей верности Цезарю словами, — произнес Антипатр. — Даже если я буду молчать, мое тело само свидетельствует об этом! Но что меня больше всего поражает, так это наглость Антигона. Он, сын врага Рима, осмеливается предъявлять римлянам претензии и заявлять о своем праве на власть! Но если ему и в самом деле нужна власть, то только для того, чтобы поднять новый мятеж против Рима, который он ненавидит так же, как его брат и отец!
Красота жеста и речи мгновенно была оценена по достоинству: симпатии Цезаря оказались полностью на стороне Антипатра, и он предложил герою выбрать себе тот пост, какой только пожелает.
— Пусть награждающий сам выберет награду! — ответил Антипатр с подлинно латинским или, если угодно, спартанским лаконизмом.
И награда оказалась поистине высока: сохранив за Гирканом сан первосвященника, Цезарь официально назначил Антипатра прокуратором, то есть фактическим правителем Иудеи, разрешил отстроить стены Иерусалима, а также даровал ему и его сыновьям римское гражданство и пожизненно освободил их от уплаты налогов.
«Акт о дарованных им милостях Цезарь велел вырезать на доске и поставить ее в Капитолии в память о его правосудии и заслуге Антипатра», — сообщает Иосиф Флавий (ИВ. Кн. 1. Гл. 10:3. С. 48).
Дождавшись, когда Цезарь покинет Сирию, Антипатр вернулся в Иудею и поспешил немедленно приступить к обязанностям прокуратора.
«Первым его делом, — продолжает Флавий, — было обновление Иерусалимской стены, разрушенной Помпеем. Затем он объехал всю страну с целью утишить волнения. Угрожая, но сохраняя вместе с тем тон доброго советника, он объявил повсюду, что “люди, преданные Гиркану, будут жить счастливо и спокойно, наслаждаясь плодами мира и своим благоприобретенным имуществом; но тот, кто даст себя обольстить несбыточными мечтами преследующих свою личную выгоду мятежников, тот найдет в нем деспота вместо заботливого друга; в Гиркане вместо отца страны — тирана, а в римлянах и Цезаре вместо руководителей страны и друзей — врагов, так как римляне не потерпят унижения того, кого они сами возвысили”…» (ИВ. Кн. 1. Гл. 10:4. С. 48).
Одним из первых указов, изданных Антипатром, был указ о назначении его старшего сына Фазаила (Пецаэля) правителем Иерусалима, а второго сына, Ирода, — правителем (стратегом) Галилеи.
Так в 47 году до н. э. началось восхождение Ирода к вершине власти.
