Без гребцов-парусов,
Само море несет”.
– Ну-кось? – “Чтой-то темно”.
– Плюнь на самое дно!
Ну-кось? – “Ходко бежит!
Кто-то в лежку лежит:
Человек молодой...
– Светел пасынок мой!”
Смотрит в синюю гладь.
Ничего не видать.
– Перстень в маслице брось!
Ну-кось? – “Рученьки врозь.
Бусы в левой руке,
Гусли в правой руке.
Привалился к корме.
Думу держит в уме”.
– Топни правой ногой!
Что ты видишь? – “Другой
В синеморскую хлябь
Выплывает корабь.
В сини-волны в упор
Грудь высокую впер.
Посередке – костер,
Пурпуровый шатер”.
– Полный круг обойди!
Ну-кось! Зорче гляди! —
“Душу сперло в груди!
Дева всех впереди!
Великановый рост,
Пояс – змей-самохлёст,
Головою до звезд,
С головы конский хвост,
Месяц в ухе серьгой...”
– Топни левой ногой! —
Левой ножкой топнула,
Да как охнет, взглянув!
Да как навзничь грохнется,
Колен не согнув!
Да как затылком чокнется
С заслонкой печной! —
Подсмотрел в окошечко
Месяц, сторож ночной.
* * *
– Ох вы, бабьи дела келейные! —
Положил свою кладь на лавочку.
– Вынь из ближнего, из нашейного
Из платочка сваво – булавочку.
Ты упрись ею в грудь высокую,
Напои ее кровью досыта.
А пленишь молодого сокола,
Помяни и меня, красоточка! —
Дерганула рукою спешною:
Грудь раскинулась – цветом яблочным!
Вынимает из тела грешного
Пурпуровую – всю – булавочку:
“Всю до капли кровь
За его любовь!
Всю из жилок прочь
За одну за ночь!”
Тот булавку враз
Ртом клыкастым – хвать!
– Как начнет в волнах
Дева-Зверь вставать —
И вколи ему змейку в шиворот,
Чтобы вся их любовь – навыворот!
От булавки той – будет крепко спать,
Она звать его, а он пуще спать...
Ляжет парень смирней травиночки,
От кровиночки-булавиночки.
Вру – оставь в руке
Бороденки клок! —
А она в тоске:
“Получай залог!”
И, прильнув к бороде взъерошенной,
В ночь – с улыбочкой перекошенной.
* * *
Лежит Царевич мой бессонный,
Как лебедь крылья разбросал;
“Всё отдал бы, весь сан престольный,
Кто бы мне душу распростал!
Не естся яблочко румяно,
Не пьются женские уста,
Все в пурпуровые туманы
Уводит синяя верста.
Каким правителем вам буду,
Каким героем-силачом —
Я, гусляришка узкогрудый,
Не понимающий ни в чем!
Как с конницей-свяжусь-пехотой,
Когда до бабы не охоч!”
И, опершись на локоточек,
Такой унылый смотрит в ночь.
* * *
А за дверью скреб да скреб...
“Дядька, ты?”
– Я, твой лодырь,
Твой холоп-лысолоб!
Светлый колос мой, опять клонишь лоб?
Слабый голос твой меня силком приволок!
Что ж не спишь опять? – “Не сплю, не дремлю,
Дрему, радужную птицу, ловлю.
Поступь легкая, и птица близка,
Да ни сети у меня, ни силка”.
– Не испить тебе бы маку? —
“He в настойке суть!
В этих подлостях и так уж
Я увяз по грудь.
Все-то нежат день-деньской,
Тешат, нянчат, —
Ровно цветик я какой,
Одуванчик!
Отчего душа теснится,
Грудь для вздоху мала?”
– Оттого, что Чудо-Птица
В ней гнездо завила.
“Отчего на бабьи речи
Весь – как ржавый замок?”
– Оттого, что узкоплечий:
Не по гостье – домок!
“Отчего корабь морями
Сам без весел плывет?”
– Оттого, что за морями
Царь-Девица живет!
