И Сосницын раскошелился.
— Извини, но ты кто, Игорь Петрович, — спросил Павло, — нефтяной босс или лихой человек? И почему ты здесь, а не в Ялте?
— Я, хлопче, ни то, ни другое. Я — победитель, — сказал Сосницын, — и в моем городе мне поставят памятник. А Ялта мне надоела, меня там все знают.
Он никогда не был в Ялте. Но после того, как он объездил полсвета, Ялта ему была неинтересна, так что он по-своему не соврал.
— Все-таки ты меня нечестно победил, — сказал, ничего не понявши, но завидуя, Павло, мысль о реванше исказила его гарное лицо, — случай тебе помог. Если что, скажи: «Шолом».
— Почему «Шолом»?
— Какое-то любое слово, сигнал. Пусть будет «Пеленгас».
В это самое время подруги поднялись верхом на холмы и увидели Азовское море.
— Павел побаче будет, — сказала Анюта, — но Игорь Петрович, конечно, утес. И как от него шелестит! Похоже, ты с выбором не прогадала.
— Привлекательный мужчина, не слащавый, как твой Павлик, я слащавых не люблю, — сказала Маргарита, — но не в этом дело для гастрольной девушки. Я сразу поняла, что он вроде ряженого, богатенький. Рубашечка дорогая, прическа, а главное — как себя несет. Нет, привлекательный. И что он среди этой дроби в пансионате околачивается? Скрывается, может быть, прячется? Тоже мне интересно.
— Задарит! — сказала Анюта.
Ночью, на раскопе под горой Митридат, под пышными звездами, Игорь Петрович с восторгом получил от Маргариты то, чего страстно желал. И потом, когда вернулись в пансионат, глухой ночью цикад и собак, получал еще наслаждений. Тут им было не до разговоров. Не хотелось Игорю разговаривать, хотя Маргарита была не прочь.
Пришел, увидел, победил. Таков Сосницын. Он был восхищен тем, как восхищалась им, его напором, его молодостью Маргарита.
Спал Сосницын от силы часа два — с утра дела надо было сделать.
Утро Сосницын провел удачно, несмотря на некоторые расходы и приступы слабости, извинительные после боевых суток. Пансионатом владела Дарья Андреевна, формально — ее незамужняя дочь — перестарок, имевшая, как выяснилось, украинское гражданство. Кроме пансионата на нее были записаны две квартиры и ресторан «Клеопатра». Лаллели-лаллели, купила старуха гантели, напевал Сосницын.
Украинские чиновники были ласковыми, обходительными, прятали взор. Старина! Отстает Украина. У нас в девяностые чиновники тоже были ласковые. Они воровали, брали взятки и давали уроки учтивости, поскольку не были уверены ни в чем, ни в своем положении, не вросли еще в кресла. Ныне, сбившись в мажорное братство, в помещичий косяк, поднакопив, выхолившись и успокоившись, они уже не терпят критики, покрикивают, затыкают рты, сердятся на назойливых просителей. Они уже живут богаче европейских, следовательно, у нас все отлично, и нечего тут жалобиться и критиканствовать. Наши ощущают себя благодетелями сирых. А украинские дьяки пока живут хуже европейских и страдают комплексом неполноценности. И это пройдет, научатся у своих заклятых соседей. В этом Сосницын, человек политически зрелый, видел всю разницу между Украиной и Россией.
Игорь Петрович вернулся в поселок и попытался отоспаться, но пришла Маргарита, и вдвоем отсыпаться не приходилось. Оторваться от Маргариты было невозможно, он не позволял ей ни одеваться, ни прикрываться и жалел, что ее, ненаглядную, нельзя забрать с собой в Ермаковск. Он подарил ей золотой браслет и дорогой телефон.
После обеда к ним заявились Павло с Анютой, и они поехали в город — ревизовать ресторан «Клеопатра». Ресторан находился в северной части города, гора Митридат высилась через бухту напротив. Улица, на которую выходил ресторан, называлась Всесоюзной, здесь ее переименовать не осмеливались. Ресторан приятный, наивный, грубовато разрисован сценами из чинно-сладострастной древнеегипетской жизни. Официантка радушная, по-южному уважительная. Посетители в основном из тех, кто не насытился своей удачей и трясет хохолком. Керчь-город маленький. За одним из столиков Сосницын увидел чиновника, который продал ему копии документов. На сосницынские деньги он угощал окрашенную в сиреневый куст девушку, вне всяких сомнений, не супругу. Чиновник был речист и губаст. Она взирала на него с иронией.