И вот что поразительно. Весь этот невольно мною подсмотренный эпизод таллинской трагедии Довлатова отрицается не только сожительницей Сережи (та в основном упирает на то, что, кроме нее, никто Сережу в Таллине пьяным не видел), но и лжемемуаристкой Людой Штерн и лжебиографом Валерой Поповым, а тот не только в Таллине и в Нью-Йорке не встречался с Довлатовым, но и в Ленинграде знаком был с ним шапочно и отдаленно, а потому, ничтоже сумняшеся, сам выдумывает либо пользуется чужими выдумками. Нет, отрицается не факт моей таллинской встречи с Довлатовым, с этим все в порядке, а изымается как несуществующее его трагическое, под дых, под откос, литературное и человеческое фиаско. Ради чего это делается? Чтобы выпрямить его судьбу, сгладить противоречия и замять окончательный и бесповоротный крах его советских надежд в эстонской столице? Это тоже. Однако тут еще замешана клановая питерская защита «потерянной чести» Саши Кушнера. Не то чтобы никогда он так низко не падал, как измываясь над несчастным Сережей и самоутверждаясь за его счет в своей благополучной советской судьбе, но чтобы так наглядно — не помню. Зачем из Саши Кушнера делать опереточного злодея? — вопрошает Люда Штерн. Никто из него злодея не делает, но вел он себя по отношению к Довлатову подло. На том стою. Сама свидетель.
