Пока женщина-кошка поливала огород, Злата принесла ковшик воды из горного источника. Бузинка, поблагодарив, напилась и умыла чуть заблестевшее от пота лицо. Девушка проводила гостью в дом, где поднесла ей вышитое полотенце. Та утёрлась, огляделась:
– А тут ничего не изменилось с тех пор. – И спросила: – Ты сказала, твоя родительница на работе... А где госпожа Лебедяна? Здорова ли она?
– Матушка Лебедяна умерла, рожая сестрицу Орляну, – вздохнула Злата.
Бузинка нахмурилась, потемнела лицом.
– Вот оно как, – молвила она опечаленно. – Горько мне это слышать...
Молчание зазвенело тонко, грустно. Злата не знала, что сказать, но тяжкие, горестные думы хотелось гнать прочь. Бузинка заметила на полочке когда-то вырезанные ею фигурки, улыбнулась.
– Надо же, зверушки мои целы... – Она подошла, взяла медвежонка, подкинула на ладони и поставила на место.
В дом вбежала Орляна, которая с утра где-то пропадала – видно, носилась и играла со сверстницами из Соснового. Вернулась она, впрочем, не с пустыми руками, а со связкой рыбы.
– Сестрица Злата, ты же тесто ставила? – не заметив гостьи, с порога воскликнула девочка-кошка. – Вот, я наловила! Пирог с рыбой состряпай, так пирога охота!..
Увидев Бузинку около полочки со зверушками, она на мгновение притихла и смутилась. Злата представила ей женщину-кошку:
– Это Бузинка. Она зверей этих когда-то вырезала. Тебя ещё тогда на свете не было. – И засмеялась, взъерошив золотистые волосы сестрёнки: – Добытчица ты наша... Ну, давай сюда улов, будет тебе пирог! Заодно и гостью нашу накормим.
Пока она чистила рыбу и возилась со стряпнёй, Орляна знакомилась с Бузинкой.
– А ты на войне была? – спросила она, разглядывая с восхищением доспехи кошки-воина.
– Доводилось государыню Лесияру на поле сражения защищать, – ответила та.
– О, так ты у самой княгини служишь? – уважительно вытаращила тёмно-карие глаза Орляна.
– Служу, – улыбнулась Бузинка, привлекая девочку к себе поближе. – Похожа ты на свою старшую сестрицу... Как две капли воды вы с ней.
И она бросила задумчиво-ласковый взор в сторону Златы, которая как раз защипала края теста и собралась ставить пирог в печь. Тот вышел большим и пухлым, и женщина-кошка, встав, взяла у девушки тяжёлый противень:
– Давай, помогу...
Их руки соприкоснулись, и щёки Златы вспыхнули жаром. Приметливая и зоркая Орляна тут же лукаво прищурилась:
– Сестрица Злата, а чего это ты так покраснела?
– Не твоего ума дело, – напустив на себя сердитый и занятой вид, буркнула девушка. – От печки, наверно.
Но Орляна – даром, что дитя – уже про Лаладину седмицу и суженых знала.
– А-а, – протянула она догадливо, улыбаясь до ушей. – Поня-я-ятно всё с вами!
Хихикнув, она выскочила во двор, и запущенная ей вслед рукой старшей сестры морковка стукнулась о дверь и сломалась пополам. Бузинка тоже мягко засмеялась, легонько погладив пальцами горящие щёки Златы. У той и вовсе дыхание сбилось, разрывая грудь, и она широко распахнутым взором уставилась в приближающееся лицо женщины-кошки. Нутро то пламенело, то заливалось холодком волнения.
– Не целовалась ещё ни с кем? – шевельнулись губы Бузинки около её приоткрытых уст.
Едва дыша, Злата смогла только отрицательно качнуть головой. Хоть и увивались вокруг неё холостячки, но никому она поцелуя не дарила, берегла себя для будущей лады.
– Горлинка моя чистая, – тихо, ласково молвила Бузинка.
Она не поцеловала девушку, а только невесомо коснулась её щеки своею. Печь дышала жаром, пахло горячим мякишем и рыбой; Бузинка всего лишь нежно сжала руки Златы в своих, а у той уже и голова плыла, и сердце сладко зашлось биением. Казалось, колени вот-вот не выдержат, подкосятся...
Так матушка Искра их и застала – стоящими у печки и держащимися за руки. Из-за спины у неё выглядывала озорная мордашка Орляны: видно, младшенькая успела сбегать к родительнице в мастерскую и донести радостную весть. Заслышав о гостье, та оставила работу и немедля явилась домой. На память она никогда не жаловалась и сразу Бузинку узнала.
– А, помню тебя... Здравствуй. Так значит, это ты руки моей дочери просить пришла?
