7. В то неспокойное время я шел однажды по Инвалиденштрассе в расположенную по Шоссештрассе в доме No 121 контору; с правой стороны на тротуаре стояла пушка, орудийный расчет стоял рядом, тут же был и офицер; ствол пушки был направлен в просвет между двумя домами и нацелен на стоявший на ближайшей улице дом. Я спросил, в чем дело, и мне ответили, что здание занято подразделением красных солдат и они собираются их оттуда выбить. Кого, что - ничего не сказали. Стало быть, там и не было ничего. До стрельбы тогда не дошло.
8. В первой половине марта во всей буржуазной прессе, противостоявшей единым фронтом спартаковцам, появились сообщения об ужасных убийствах полицейских в Лихтенберге и схватках со спартаковцами. Сообщено было о будто бы убитых спартаковцами в Лихтенберге 60 полицейских чинах. Описания были совершенно [ужасные]. Последовали схватки со спартаковцами.
На Александерплатц, через которую мне надо было пройти, когда я возвращался домой из Земельного суда первой инстанции (Грюнштрассе), было выкачено орудие тяжелого калибра. С его помощью, как говорили, намеревались одержать верх над восставшими спартаковцами. После жестокостей спартаковцев в Лихтенберге была предпринята крупная акция. Еще много лет спустя на глухой стене большого дома позади железнодорожной линии, пересекающей пустырь и проходящей рядом с кладбищем Фридрихсфельд, можно было видеть многочисленные следы от пуль. В газетах сообщались драматические подробности.
После этого был обнародован знаменитый указ о чрезвычайном положении. На основании указа о чрезвычайном положении в основном в восточной части Берлина прошли массовые облавы, и несколько десятков человек было расстреляно по законам военного времени, потому что они якобы были вооружены или как-то иначе проявляли свою враждебность. Нами были изучены все случаи, хотя часть из них уже рассматривалась в суде. Ни в одном случае не было установлено, что для расстрела имелось хотя бы малейшее основание. Через мои руки прошло около 30 дел. Двое подмастерьев, которым не смогли инкриминировать ничего другого, кроме найденных у них дома деревянных моделей, которые можно было принять и за модели гранат; владелец ресторанчика, у которого за стойкой в ящике был обнаружен револьвер, давным-давно взятый им в залог, и т. д.
Большая часть этих случаев описана у Гумбеля в "Четырех годах убийств". Дичь, уловленная в ходе этой акции (вместе с уничтожением народного морского полка), и главная ее жертва - Лео Иогихес, арестованный как предполагаемый руководитель восстания, были доставлены в новый уголовный суд на Турмштрассе, на 3-м этаже которого тогда обосновался со своим бюро Марлох с товарищами. Там Лео Иогихес был допрошен, затем его как будто собирались отвести в следственную тюрьму в нижних помещениях. По дороге туда он был застрелен якобы при попытке к бегству. Как раз тогда я присутствовал на слушании одного дела в комнате No 400, если мне не изменяет память. Когда я во время перерыва вышел в коридор, мне послышались примерно три выстрела. Служащие побежали на звук выстрелов. Когда один из них вернулся, я у него спросил, в чем было дело. Он ответил, что главаря лихтенбергских бандитов пытались водворить в следственную тюрьму, но при попытке к бегству он был застрелен.
Еще несколько часов длилась неизвестность. Информированного служащего суда просили описать ситуацию так, как он ее видел. Вскоре выяснилось, что застреленным был Лео Иогихес. Это был уже третий расстрел во время моего пребывания в новом криминальном суде, когда я сам слышал выстрелы, не считая расстрелов в следственной тюрьме, которая тогда помещалась в здании на Ле[...]терштрассе. Характер ранений [Лео Иогихеса] ясно показывал, что Лео Иогихес был убит: правая ступня прострелена вдоль, в черепной коробке проникающее ранение сверху вниз; да к тому же Лео Иогихес из-за болезни ног вообще не мог бегать.
После этого в "Berlinerzeitung am Mittag" и других листках 12 марта появилось воззвание Фосса, бургомистра Лихтенберга, в котором не было ни слова правды об убийствах и о восстании - ни одному полицейскому не было причинено ни малейшего вреда. Как было установлено, ложь имела своим источником батальон связи конного корпуса жандармов, который полностью подтвердил достоверность сообщений, хотя в правильности их возникали сомнения. Никаких последствий эта ложь для ее источника не возымела. Никаких политических последствий тоже не было.
