Всю правду я рассказать не решился. Сотрудники правоохранительных органов могли неправильно истолковать мои рассказы про сон о пропавшей девушке и мистическую собаку, которая появляется в самых неожиданных местах, а я уже не сомневался, что собака появляется неспроста. Я испугался, что за правду меня отправят в психушку. В дежурную часть приезжали и уезжали сотрудники полиции и люди в гражданском. Свою историю я пересказал несчётное количество раз полностью и по частям то одним, то другим, то третьим. Насколько я понял, проблема была в том, что труп девушки был неопознанным. В конце концов, я стал говорить, что не знаю что это за труп. Оперативники удовлетворились этим полуправдивым рассказом и опустили меня уже поздним вечером. Велосипед остался в дежурной части в качестве вещественного доказательства. На раме, седле и покрышках остались отметины от боя с собаками. Я шёл домой по мокрым вечерним улицам. Солнце опустилось за горизонт, небо темнело, а фонари отражались в неспокойных лужах.
Ноги сами несли меня к дому. Мокрая одежда лежала в старом дырявом пакете, а на мне красовались древний ватник с чужого плеча и спортивные брюки с прожжённой дырой в районе колена. А на душе у меня было пусто. Я, вообще, ничего не чувствовал. Наверное, так бывает, когда умирает душа или она просто уходит из тела, а может быть, моя душа потеряла сознание от горя или просто бережёт меня от непереносимой горькой муки, ведь я потерял человека, неожиданно ставшего мне удивительно близким. Дома я долго стоял под тёплым душем. Состояние онемевшей души не проходило. Может, мне было бы легче, если Лиля и дочки были бы дома.
Спать совершенно не хотелось, несмотря на усталость и подавленное состояние. Не зная чем заняться я, приготовил себе кучу еды, перегладил все свои рубашки, почистил костюм и отполировал туфли.
Ночь тащилась медленно как улитка по травинке. Я не знал, что мне делать. Острое желание найти и покарать убийц тоже замерло в онемении и собственной беспомощности. Где я и как я их буду искать? Рассвет застал меня за уборкой квартиры. Любая деятельность сейчас для меня была спасением от гибели во внутренней пустоте. С улицы уже доносился шум просыпающегося города. Я оделся, вызвал такси и поехал на работу. В это понедельник я появился в нашем офисе первым. Технички ещё только начинали уборку перед началом рабочего дня. На работе мне заметно полегчало. Всё-таки сотрудник на работе — это, в некотором роде, часть общего механизма — автомат, исполняющий свою трудовую функцию. Сработал условный рефлекс и сам собой запустился мой внутренний автомат-работоголик. Меня мгновенно нашли множество неотложных дел, которые требовали моего личного участия. Но мой трудовой порыв практически сразу забуксовал потому, что отчёт об исполнении бюджета не обновляли с прошлой недели, но в субботу всё равно проводились платежи, а в пятницу должны были гасить дебиторку самые крупные должники, и стоило дождаться выписок из наших банков. Без договорников я не мог понять, в какой стадии у нас находятся новые контракты, а продажники, так и не выложили в сеть предварительный отчёт о выполнении плана продаж. Снабженцы срочно требовали проведения двух тендеров, которых не было заложено ни в бюджете движения денежных средств, ни в плане закупок.
Рекламщики и маркетологи совсем обнаглели, выкатив смету с кругленькой суммой для проведения совершенно непонятной, но очень креативной рекламной кампании. Я с сомнением отложил недочитанную презентацию рекламной кампании и подумал, что нужно на них безопасников натравить. Пусть они как следует потрясут наших откатчиков. Мысли с безопасников перескочили на полицию, а потом и снова вернулись к ночным событиям. Я усилием воли заставил себя переключится на рабочие вопросы, и практически заставил себя написать план работы на день, а затем на неделю, постепенно я перескочил к написанию общего плана работы компании, с которого ушёл в глобальную стратегию компании с перспективой на развитие. Внезапно у меня случилось озарение или я услышал голос с небес, но я теперь ясно как на ладони видел, всю работу нашей компании.