Уплата была произведена полностью в конце 1840 года, за шесть месяцев до его отставки.
Бувар уже не был переписчиком. Вначале он продолжал служить, неуверенный в будущем. Но оставил службу, лишь только успокоился в отношении наследства. Однако он охотно наведывался к братьям Декамбо и накануне отъезда угостил пуншем всю контору.
Пекюше, напротив, обошелся с сослуживцами сурово и, уходя в последний день, грубо хлопнул дверью.
Ему предстояло наблюдать за упаковкой, исполнить множество поручений, сделать новые покупки и попрощаться с Дюмушелем.
Профессор предложил ему переписываться, обещая держать его в курсе литературных событий, и, еще раз поздравив, пожелал ему доброго здоровья.
Барберу обнаружил больше чувствительности, прощаясь с Буваром. Он бросил партию в домино, дал слово погостить у него в деревне, заказал две рюмки анисовой, и они расцеловались.
Вернувшись домой, Бувар на балконе вздохнул полной грудью, говоря себе: «Наконец-то!» Огни набережных дрожали на воде, шум омнибусов затихал вдали. Ему вспомнились счастливые дни, проведенные в этом большом городе, пирушки в ресторане, вечера в театре, сплетни привратницы, все его привычки, и он почувствовал сердечную слабость, грусть, в которой не решался самому себе признаться.
Пекюше до двух часов ночи расхаживал по своей комнате. Он больше не вернется сюда; тем лучше! Но все же, чтобы оставить по себе какую-нибудь память, он нацарапал свое имя на штукатурке камина.
Главную часть багажа увезли накануне. Садовые орудия, кровати, матрацы, столы, стулья, жаровня, ванна и три бочки бургундского отправлены были по Сене через Гавр в Кан, где Бувару предстояло их дождаться и доставить в Шавиньоль.
Но портрет его отца, кресла, запас ликеров, книжки, стенные часы, все ценные вещи были погружены в фургон, путь которого лежал через Нонанкур, Вернейль и Фалез. Пекюше пожелал его сопровождать.
Он уселся рядом с проводником на скамейке и, надев свой самый старый сюртук, кашне и рукавицы, прикрыв ковриком ноги, в воскресенье 20 марта выехал на рассвете из столицы.
Движение и новизна путевых впечатлений развлекали его в течение первых часов. Затем лошади замедлили шаг, что вызвало перебранку между проводником и возчиком. Они выбирали отвратительные постоялые дворы, и Пекюше из чрезмерной осторожности ночевал вместе с ними, хотя они за все отвечали.
На следующий день, чуть свет, они двигались дальше; и дорога, все та же, тянулась до края горизонта, поднимаясь в гору. Столбы из булыжника сменяли друг друга, рвы наполнены были водою, равнина расстилалась большими пространствами однообразного и холодного зеленого цвета, облака бежали по небу, временами шел дождь. На третий день поднялся сильный вихрь. Плохо привязанный брезент повозки хлопал на ветру, как парус корабля. Пекюше прятал лицо под козырек картуза и каждый раз, когда открывал табакерку, должен был поворачиваться к лошадям спиной, чтобы не засорить глаза. При толчках он слышал, как трясется позади весь багаж, и расточал наставления. Видя, что они ни к чему не ведут, он переменил тактику: прикинулся добрым малым, стал любезен; на крутых подъемах вместе с людьми толкал повозку, даже до того дошел, что угостил их за обедом кофе с коньяком. После этого они поехала проворнее, вследствие чего в окрестностях Гобюржа поломалась ось, и повозка, накренившись, остановилась. Пекюше немедленно обследовал состояние багажа; фарфоровые чашки оказались разбитыми вдребезги. Он поднял руки, скрежеща зубами, проклиная обоих дураков. А следующий день был потерян по вине возчика, который напился; но Пекюше не имел сил жаловаться, — чаша горечи была полна.
Бувар покинул Париж только на третий день, чтобы еще раз пообедать с Барберу. На почтовую станцию он прибежал в последнюю минуту, затем проснулся перед Руанским собором: он ошибся дилижансом.
Вечером не оказалось свободных мест до Кана; не зная, что предпринять, он пошел в театр и, улыбаясь, сообщал соседям, что перед ними — бывший коммерсант, недавно купивший усадьбу в окрестностях. Когда он в пятницу приехал в Кан, багажа там не оказалось. Получил он его в воскресенье и отправил на тележке, предупредив фермера, что прибудет вслед за вещами через несколько часов.
