— Разумеется!.. Но я ей весьма дорожу, этой мерзкой тушей, как вы ее называете, и хотел бы, чтобы она оказалась там как можно позже, тем более что болтаться на веревке — упражнение не из приятных. Поэтому спрошу еще раз: так куда же вы меня ведете?
— Шагай давай. Сам увидишь, когда придем, — промолвил сержант, который был так доволен своей добычей, что не сдержался и громко рассмеялся.
— Вы меня огорчаете, господин, — проговорил Ланселот с преисполненным учтивости достоинством, — по вашему искреннему и открытому виду, по вашей живой и умной физиономии я уж было подумал, что вы — человек великодушный, но вижу, что ошибался, и вам незнакомо то чувство, которое зовется признательностью. Так как вам следовало бы быть мне признательным.
— Мне следовало бы быть тебе признательным? С чего бы это?.. — изумился сержант, ошеломленный, но польщенный таким потоком комплиментов.
— Разумеется, — продолжал Бигорн, не выходя из своего спокойного состояния, — разумеется. Разве вы не должны мне десять экю?
— Полно, милейший! Уж не сошел ли ты с ума? Я тебе должен десять экю?.. И за что же?
— Это проще простого!.. Тому, кто меня арестует и препроводит в надежное место, господин прево либо монсеньор граф де Валуа выплатят вознаграждение, которое я оцениваю в двадцать экю, так как я — добыча важная и ценная.
— Так оно и есть, — промолвил сержант, смягчаясь.
— Следовательно, вы могли бы — в благодарность за ту сумму, которую я вам принесу — указать мне место, в которое меня ведете.
— Гм! — пробормотал сержант, все еще колеблясь. — А зачем ты хочешь его узнать?
— Затем, что в том случае, если это место окажется не тем, о котором я думаю, я смогу назвать вам это последнее, и тогда вместо жалких десяти экю вы получите уж точно не менее двадцати, а то и все пятьдесят или даже сто! Подумайте сами: сто экю — это же целое состояние!
— Хо-хо! — воскликнул сержант, вытаращив глаза. — Сто экю! И ты, мерзавец, еще смеешь насмехаться над сержантом Шатле?
— Сперва ответьте на мой вопрос, и вы увидите, насмехаюсь я над вами или же нет.
— Ладно! Но сначала ты скажи, куда мне следовало бы тебя отвести, чтобы получить сто экю вознаграждения, а уж потом я, так и быть, отвечу, куда тебя ведут.
— В Лувр! — Бигорн был краток.
— В Лувр? — расхохотался сержант. — В Лувр! Такого бродягу, как ты? Черт возьми, дружище, а ты — малый не промах!.. Ну да ладно: раз обещал — скажу. Я веду тебя прямиком в Тампль, где монсеньор де Валуа сперва тебя допросит, а уж потом будет решать, что с тобой делать.
При этих словах Бигорн внутренне содрогнулся, но виду не подал и отвечал с абсолютным спокойствием:
— Я настаиваю на том, что сказал: если хотите получить вознаграждение, вы должны отвести меня в Лувр.
— А в Лувре, — насмешливо промолвил сержант, — не иначе как тебя следует отвести к самому королю?
— Именно, — холодно отвечал Ланселот. — У меня к нему дело.
Вместо ответа сержант просто-таки покатился со смеху.
Действительно, возможно ли было такое, чтобы у этого злодея, этого бродяги нашлось какое-то дело к самому королю? Это было чистой воды безумием, и бравый сержант хохотал до упаду.
Ланселот Бигорн не поддался влиянию этого безудержного веселья, а довольствовался тем, что с все той же флегмой сказал:
— Отведите меня в Лувр, попросите доложить королю, что у меня для него одного есть важная информация о том, что произошло в Нельской башне, и, уверяю вас, король тотчас же пожелает меня увидеть, и, ручаюсь вам, эта информация настолько обрадует Его Величество, что он выдаст даже не сто, а все двести экю тому, кто привел меня к нему.
Ланселот Бигорн выглядел совершенно убежденным в том, что говорил. Эта уверенность произвела глубокое впечатление на сержанта. Впрочем, немало озадаченный, тот все еще колебался между жадностью, которая советовала ему подчиниться желаниям пленника, и благоразумием, которое приказывало неукоснительно следовать инструкциям, заключавшимся в том, чтобы препроводить в Тампль и передать в руки графа де Валуа любую добычу, какой бы она ни была.
Словно прочтя мысли своего охранника, Ланселот продолжал с еще большей безмятежностью:
