Рюбен опустил голову, испытывая страшное унижение. Палачи сорвали с него рубашку, обнажив синяки всех мыслимых цветов, от желтых до почти черных в области ребер, сломанных ударами ног.
«Барух даян эмет»[8], – мысленно произнес Рюбен.
Толпа не услышала слов благодарности, обращенных к единственному подлинному судье. Когда первый глиняный кувшин погрузился в кипящую воду, он закрыл глаза, и палачи продемонстрировали толпе длинные ножи. Он понимал, что не сможет перенести эти мучения, но и не сможет умереть до тех пор, пока они не позволят ему это сделать.
В Портсмуте, одном из крупнейших портов королевства, стоял несмолкаемый крик уличных торговцев и царила деловая суета. Прежде чем начать конфиденциальный разговор, Дерри Брюер настоял на том, чтобы постоялый двор покинули все посетители, постояльцы и слуги. На улице он выставил трех караульных весьма угрожающего вида, которые преграждали доступ в здание недовольным посетителям, не успевшим допить свое пиво.
Дерри подошел к стойке бара, налил пинту пенящегося портера в оловянную кружку и поднял ее в шутливом тосте, садясь на скамью. Лорд Саффолк налил воды из стоявшего на столе кувшина, выпил и наполнил кубок вновь, причмокнув губами. Не спуская с него глаз, Дерри вытащил из-за спины сумку, порылся в ней и достал свиток пергамента с восковой печатью, перевязанный золотой ленточкой.
– Похоже, папа готов дать разрешение, Уильям. Я удивляюсь, зачем духовному лицу ящик серебра, который мы отослали ему, но, может быть, это серебро будет израсходовано на нужды бедных, как ты думаешь?
Саффолк не удостоил его ответом. Он выпил еще воды, чтобы избавиться от привкуса морской соли во рту. Последние шесть месяцев он путешествовал между Англией и Францией так часто, что портсмутские докеры приветствовали его, называя по имени и снимая шляпы. Он смертельно устал от переговоров на двух языках. Свиток в руках Дерри возвещал о неизбежном и скором возвращении в реальность.
– И никаких поздравлений? – весело спросил Дерри. – Никакого «прекрасно сделано, Дерри»? Ты разочаровываешь меня, Уильям Поль. Немногие смогли бы добиться подобного в столь короткий срок, а я смог, разве нет? Французы искали лис, а нашли невинных цыплят, как мы и хотели. Свадьба уже точно состоится, и нам остается лишь, будто между прочим, довести до сведения англичан, живущих в Анжу и Мэне, что корона более не нуждается в их службе. Другими словами, что им пора убираться оттуда.
Саффолк поморщился. Ему было неприятно слышать это. Англичане в Анжу и Мэне вовсю торговали и управляли огромными земельными владениями. Все они – от могущественных и влиятельных лордов до последних подмастерьев – вознегодуют, когда французы начнут выпроваживать их с этих земель.
– Существует один маленький деликатный вопрос, Уильям, который я не решаюсь поднять перед лордом, занимающим столь высокое положение, как ты.
– В чем дело, Дерри? – недовольно спросил Саффолк, уставший от всевозможных манипуляций и игр. Его кубок был опять пуст, но в кувшине вода уже кончилась. Дерри не спеша потягивал портер, не проявляя намерения пополнить содержимое своей кружки.
– Они просят, чтобы церемония бракосочетания состоялась в кафедральном соборе в Туре, вот в чем дело. А еще дело в том, что это территория, которую французская армия готова занять в обмен на перемирие. Я ни в коем случае не позволю Генриху ехать туда, Уильям.
– Ты не позволишь ему? – Саффолк удивленно поднял брови.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Они заманят его в церковь, а потом не выпустят, можешь не сомневаться.
– Так предложи другое место – например Кале. Уж если там он не будет в безопасности, он не будет в безопасности и в Англии.
– Ты не просто так возил письма туда-сюда все это время, Уильям Поль. Они ни за что не согласятся на Кале, где весь их двор окажется в окружении английской армии. Это место для них неприемлемо по той же самой причине, по какой для нас неприемлем Тур. Поверь, в голове у меня кое-что имеется, Уильям. Я пытался настаивать, но они уперлись, и ни в какую. Но о каком бы месте свадьбы мы с ними ни договорились, существует и другая проблема. Нельзя допустить, чтобы наш Генрих разговаривал с французским королем. Одна короткая беседа с агнцем, и они загудят в боевые трубы, с алчностью глядя через Ла-Манш.
