Первый вопрос, который приходит любому человеку в голову, когда мы говорим об опричнине: как это все работало? То есть что получилось: Россия теперь была поделена на две страны. Одна часть называлась опричниной и управлялась напрямую Иваном Грозным, а вторая часть – земщиной, которая управлялась Боярской думой. Впрочем, Боярской думой кто, как вы думаете, руководит? Тот же Грозный.
Понятно, что Россия не поделена ровно пополам. На карте опричнины, вы можете видеть, все поделено чересполосицей, то есть одни области – это опричнина, другие области – это земщина. Город Москва поделен тоже не пополам, Сивцев Вражек и все прилегающие территории – это опричнина, все остальное – земщина. Столица земщины в Москве, у опричнины столица в Александровской слободе.
Говорили, например, так: знаешь, дорогой боярин Иван, ты со следующего дня забираешь семью, своих чад и домочадцев и по холодку проваливаешь. А в боярские дома заезжали опричники…
Вот что говорит историк Ключевский о том, как, по его мнению, все это управлялось. На содержание опричного двора, на свой обиход и своих детей, царевичей Ивана и Федора, Грозный выделил из своего государства до двадцати городов с уездами и несколько отдельных областей, в которых земля была роздана опричникам. Это значит, что земля роздана в опричнину, но там были помехи, например, какие-то бояре. Им говорили, например, так: знаешь, дорогой боярин Иван, ты со следующего дня забираешь семью, своих чад и домочадцев и по холодку проваливаешь. А тут действительно стояла зима и до двенадцати тысяч согнанных с земель бояр, со своими домочадцами, со своей челядью, шли в другие концы страны, где им были даны другие поместья. В их старые дома заезжали опричники, которые получали, таким образом, в свое пользование бывшее имущество этих людей. Какую задачу решал царь Грозный? Простую задачу. Вот старая элита, я ее боюсь, я ее ненавижу, она меня преследует, она хочет меня убить, а я буду всячески ее разорять, я ее буду казнить. Итак, сначала я ее разорю, а вот этих вот новых своих безродных парней, которых я назвал опричниками, премирую этими землями. Грозный говорит: пусть остаются все старые государственные институты, все приказы, которые ведают судами, внутренними делами, экономическими делами, внешними сношениями. Пусть они остаются и управляются по старине, а у меня всего четыре приказа – постельничий, бронный, сытный и какой-то там еще приказ, – а значит, они отвечают за то, чтобы мы были сыты, чтобы у нас было оружие, чтобы у нас были хорошие лошади, чтоб дома наши царские содержались на должном уровне…
У меня всегда возникал вопрос, когда я был школьником, а впоследствии студентом: как эти две страны, у которых частично дублировались институты управления, сосуществовали? Мне до сих пор это непонятно, и, в общем, никому из историков это непонятно. Приходил человек и говорил: у меня проблема; ему говорили: иди с этой проблемой в суд. «В какой суд? – спрашивал человек. – Я к опричникам иду!» – «Нет, к опричникам не ходи, потому что это земский орган должен решать». Человек приходил к земским органам, и его проблему там рассматривали, но в любой момент могли вмешаться опричники. Например: «Земские, вы дядю Васю Соколова судите? Давайте отрубим ему уши. Дядя Вася Соколов не просто недоимки не заплатил, он изменник». Вот так управлялось государство. Давайте обратимся еще к Ключевскому: «Все центральные правительственные учреждения, оставшиеся в земщине… должны были действовать по-прежнему, управу чинить по старине».
А вот слова Грозного: «Обращаясь по всяким важным земским делам в думу земских бояр, которая провела земщину, и докладывать государю только о военных и важнейших земских делах». Так государство разделилась на две части. На земщину и опричнину. Но были и другие важнейшие государственные дела. Государь Грозный, на нас идет войной Крымский хан. Да, это важное государственное дело. Государь Грозный, у нас дыра в бюджете тридцать пять тысяч рублей. Это тоже, наверное, серьезное государственное дело. А то, что Грозный в этот момент по девять часов в сутки молится, и лоб расшибает об пол, и в заутреню сам звонит в колокола в четыре утра, и так далее, это, может быть, и не серьезное для государства дело…