Потертый и выгоревший на солнце костюм Кноля, рваная дамская вязаная кофта под пиджаком, улыбающиеся башмаки с откровенно вылезшим большим пальцем правой ноги были в таком непримиримом противоречии с шикарным портфелем, что даже сам Адам Кноль это понял и заторопился к выходу. Заметив это движение Кноля, полицейский протиснулся за ним и вежливо представился:
— Сержант народной полиции Генрих Шютц.
— Очень приятно, Карл Фишер, служащий, — выдавив подобие улыбки, ответил Кноль.
— Господин Фишер, гравер этой монограммы ошибся, ваши инициалы «К» и «Ф», а на портфеле «Э» и «Ц»!
— Господин шуцман, я купил эту штуку еще на рейхстаговке…
С автобуса они сошли вместе. Полицейский так крепко держал Кноля за локоть, что у него затекла рука.
До отделения полиции они шли молча, улыбаясь друг другу, точно старые друзья. Затем портфель перекочевал на стол дежурного и Кноль почувствовал, как мечты о кружке пива, сосисках и гостеприимстве фрау Кениг начали испаряться.
Из состояния горькой обиды и разочарования его вывел голос дежурного:
— Подойдите ближе!
Адам Кноль подошел к барьеру, отделяющему стол дежурного от приемной полицейского отделения. Дежурный протер очки, еще раз внимательно посмотрел на «Карла Фишера» и сказал сержанту Шютцу:
— Его фотографий у нас больше, чем Дюрера в Национальном музее! Это же Адам Кноль, по кличке Ротбаке!
У Адама Кноля по поводу этой клички в свое время были крупные неприятности с третьим рейхом: молодчики Гиммлера решили, что «красная морда» суть политические убеждения Кноля. Его спасла лишь репутация старого жулика. Что же касается физиономии Кноля, то она у него была действительно красной, в мелкой завязи склеротических сосудов, и меткая кличка Ротбаке прилипла к нему, как муха к варенью.
— Итак, вы утверждаете, что этот портфель ваш? — спросил дежурный.
— Мой, — уже без прежней уверенности ответил Кноль.
— В таком случае вы должны знать, что в нем находится?
— А почему вы думаете, что я не знаю?
— Что же?
— Назойливое любопытство!
Сержант Шютц прыснул со смеху.
— Я вижу, что вы, Кноль, сами не успели взглянуть на его содержимое.
— Не успел, — согласился Кноль.
Дежурный потянул цепочку «молнии» и, открыв портфель, вынул его содержимое: напечатанное на машинке выступление политического комментатора радиостанции «РИАС», открытое письмо на имя Эбергарда Ценсера, удостоверение-пропуск станции «РИАС» на то же имя, пятый том собрания сочинений В. Маяковского на русском языке московского издания сорокового года и вложенную в книгу краткую записку на английском языке: «Информ мобилизейшэнэл посибилити 367».
— Кноль, вы утверждаете, что все это принадлежит вам? — с усмешкой спросил дежурный.
— Что я, сумасшедший?! — с искренним возмущением заявил Кноль.
— Где вы взяли этот портфель?
— Я одолжил его на Клейаллее у одного Пижона. Это была тяжелая работа, господин дежурный. Неужели я не заслужил кружки пива…
Подобные расходы не были предусмотрены сметой отделения полиции, поэтому, уделив из собственного бюджета несколько марок, дежурный, передав их Шютцу, сказал:
— До выяснения обстоятельства дела проводите Фишера-Кноля в изолятор и купите ему сосиски и кружку пива.
Содержание этого портфеля с монограммой позволяло сделать вывод, что его владелец — Эбергард Ценсер связан с отделением разведки некоего государства, где в качестве шефа подвизается доктор Кенигстон, больше известный под кличкой Петерзен.
На следующий день после знакомства с иностранным журналистом Машенька поехала в книжный магазин. Стоя у прилавка и перелистывая Драйзера на английском языке, она услышала знакомый голос:
— Вас интересует этот неисправимый грешник, Фрэнк Каупервуд?
Девушка повернулась лицом к говорившему и узнала Патрика Роггльса. Выйдя из магазина, они долго бродили по улицам города. Замерзнув, зашли в кафе, и Машенька не заметила, как быстро закончился короткий зимний день и на улицах зажглись фонари.
Эта встреча была их последней случайной встречей.
На завтра они условились встретиться у входа в кинотеатр. Машенька так торопилась на свидание (это было ее первое свидание в жизни), что пришла раньше Роггльса. В ней уже просыпалась женщина, пусть еще не опытная, идущая ощупью по этому новому, незнакомому и тревожному пути, но женщина. Машенька вошла в магазин напротив, сквозь стекло витрины наблюдая за местом встречи. Увидев Роггльса, она не бросилась к нему навстречу. Нет, она стала считать до двухсот, сбилась со счета и, будучи не в силах преодолеть нетерпение, с трудом замедляя шаг, направилась к Роггльсу.
