— Я же говорю, это одна из возможных версий. Вы и сами могли бы придумать историю не хуже, если бы не были так взвинчены.
Безграничная мощь океана. Даже самые могучие корабли, закованные в сталь дредноуты, в силах лишь теребить его покровы, не в силах проникнуть в его устройство и тайны. Лэйд ощутил себя таким кораблем — старым и дряхлым, отчаянно барахтающимся между волнами, взбивая пену.
— Но какая из них…
— Правдива? — полковник Уизерс приподнял бровь, — Вы это хотели спросить?
— Да.
— Видите ли, мистер Лайвстоун, в том и заключена прелесть Нового Бангора, — произнес он тихо, — Не каждый в силах ее понять. Здесь вещи могут позволить себе быть самими собой. Здесь нет прокрустова ложа условной «правды», в которую вам обязательно их загнать, чтобы осмыслить. Здесь они свободны. Оттого к этому острову так непросто привыкнуть. Честное слово, мистер Лайвстоун. Я сам привык к этому далеко не сразу.
Лэйд растерялся. Он почему-то ощущал себя одураченным, обведенным вокруг пальца, сбитым с толку — как прибрежный ветер, устремившийся в атаку на фигуру в черном, но обнаруживший, что это лишь видимость, фикция, образ, на котором он бессилен пошевелить и волосок. Слова полковника были даже не нарочито расплывчаты или туманны, они были откровенно бессмысленны, но отчего-то именно в бесконечных слоях этой бессмысленности обретали силу.
Я сам привык к этому острову далеко не сразу…
— У вас есть вопросы, мистер Лайвстоун?
Да, подумал Лэйд, у меня миллион вопросов. Но все они завязаны в такой тугой клубок, что едва я пытаюсь высвободить хвост одного, как обнаруживаю себя опутанным, точно бечевкой, со всех сторон.
— Какие последствия будут у всей этой истории?
— Для кого? — осведомился полковник, — Для Уилла? Мне это известно не более, чем вам. Может, в самом деле поступит помощником к нотариусу. Возможно, кстати, для него это не самый плохой вариант. Знаете, людям вроде него, нелегко приходится в жизни. Слишком беспокойная натура, слишком живое воображение… Работа с бумагами, возможно, пошла бы ему на пользу.
Последнюю фразу полковник обронил с непонятной интонацией, немного рассеянно, но Лэйду сейчас было не до того.
— Я не это имел в виду, — резко произнес он, — Что будет со всем миром? И с Лондоном?
Полковник приподнял бровь.
— А что с ним должно быть, позвольте спросить?
Лэйд беспомощно развел руками, точно пытаясь подсознательно нащупать нужное слово. Но, конечно, ничего вокруг себя не нащупал. Опускавшаяся на остров ночь, превратившая Новый Бангор в темную, испещренную огнями газовых фонарей, громаду, сама по себе была такой же бесплотной, как чары Левиафана.
— Вы знаете, что я имею в виду. Уилл пробыл месяц в Новом Бангоре и теперь возвращается. На его подошвах пыль Нового Бангора, острова, который никогда не существовал в реальном мире. Как это скажется на… Лондоне? На нем самом, в конце концов? Ведь могут быть последствия…
— Последствия? — полковник Уизерс недоуменно приподнял бровь, — Что вы имеете в виду под последствиями?
Лэйд нахмурился. Он слишком устал, чтобы искать подходящие обороты. Кроме того, ему чудилось, что полковник Уизерс воспринимает все сказанное по-своему, на какой-то специальной волне, на которой не имеют значения ни изящные формулировки, ни сложные метафоры.
— Уилл контактировал с Ним и с Его творениями, — только и сказал он, — Жил в Его мире. Это несомненно оставило в нем след, не могло не оставить. Обычный человек, скорее всего, просто повредился бы в уме, но Уилл… он…
Полковник Уизерс улыбнулся.
— Он странно устроен, это верно. Но если вы переживаете из-за последствий, то напрасно. Никаких последствий не будет.
— Но…
— Обещаю вам, не будет. Это маленькое путешествие никак не скажется — ни на нем, ни на окружающем его мире. У мира есть много предохранительных механизмов, мистер Лайвстоун, куда больше, чем мы представляем.
— Все то, что он узнал здесь…
— Ничего не переменит в его судьбе, — мягко перебил его полковник, — Поверьте мне на слово. Наш Уилл вернется из своего морского круиза и примется за привычное дело. До конца своих дней будет штамповать безвкусные гравюры с изображением церквей, разбавляя их аляповатыми иллюстрациями к «Божественной комедии», пока не умрет в безвестности через полсотни лет. На его могиле между датами жизни и смерти да, быть может, пары утешительных строк из Святого Писания от скорбящих отпрысков, не найдется места для короткой строки «Человек, побывавший в Новом Бангоре».
