Этим он подтверждает довольно странную мысль Пастернака, которую тот высказывал в разговоре с Александром Гладковым. Пастернак сказал, что «Сталин – титан дохристианской эры». «Может быть, послехристианской?» – переспросил атеист Гладков. Пастернак ему пояснил, что послехристианской эры не будет никогда, потому что христианство – это последняя эсхатологическая религия, а вот дохристианская – да, он тиран века эдак Аттилы. И действительно, джинн как явление дохристианское, как явление старого-старого, даже и домусульманского Востока, он, конечно, прекрасно чувствует себя в этой Москве, потому что понятий добра и зла в ней нет. А для Воланда она все-таки не шибко комфортна.
Проблема этого романа, как мне представляется, все-таки в том, что это роман для двух читателей. Одно время мне казалось, что для одного. А теперь я понимаю, что для двух. Это вовсе не значит, что книга не должна была публиковаться. Я верю, что Булгаков абсолютно искренне был убежден в ее публикабельности. Она могла и должна была быть издана. И, что самое феноменальное, она была опубликована при Советской власти. Это самое, пожалуй, удивительное в ее судьбе. Вот гораздо более советский роман «Жизнь и судьба» не был опубликован. «Новое назначение» Бека не было опубликовано. А «Мастер и Маргарита» со всей его демонологией был. Советская власть не обладала, может быть, столь развитым головным мозгом, но со спинным у нее все было в порядке, на уровне инстинктов она прекрасно все чувствовала. Советская власть знала, где советский роман, а где антисоветский. «Мастер и Маргарита» – советский роман, хороший советский роман. Он мог и должен был появиться в печати. И появился в печати сначала без бала сатаны, потом в 1973 году с балом сатаны. И спокойно это прошло все виды цензуры. Потому что зерно, сущность этого романа идеально соответствует Советской власти.
Но даже опубликованная вещь, вещь, широко представленная, вещь, поставленная на сцене, при этом может быть адресована одному или двум конкретным адресатам. Все прочтут и не поймут, а один прочтет и поймет. И сделает как надо. Я думаю, правы те – это довольно общее место – кто полагает, что Булгаков писал свой роман для Сталина. Я бы несколько расширил это понятие адресата. Думаю, что он писал его и для Елены Сергеевны тоже, не зря полагая, что роман достоин погребения в ящике ее стола.
Собственно говоря, для Елены Сергеевны в романе – вся прелестная его пошлятина. Прелестная и, безусловно, идущая из Серебряного века. Видимо, Булгаков впитал в детстве все, что читал в "Ниве", поэтому хорошо помнил роман Мережковского "Воскресшие боги. Леонардо да Винчи". Об этом не очень охотно пишут исследователи, потому, что Булгаков брал оттуда большие куски для сцены шабаша, бала сатаны, полета Маргариты и так далее. Но, кстати, не исключено, что господин, встретившийся Маргарите, толстяк в бакенбардах – это такой отдаленный привет Мережковскому, хотя и не толстяку, но тем не менее очень благообразному, явно побывавшему на том же шабаше.
Но если вернуться к адресу романа, то при всей космической, очаровательной сатанинской пошлости, которой он наполнен, которая, конечно, адресована Елене Сергеевне как лучшему тайному другу, главным адресатом романа и главным его читателем являлся тот, от кого все зависело. Тот, в чьей спасительной тени Булгаков чувствовал себя всю жизнь. Его книга – это мощный краеугольный камень в том здании тотального оправдания зла, которое выстраивала советская литература. Выстраивала на хороших исторических основаниях, с хорошей литературной традицией, где, конечно, и Гете – «Из духов отрицанья ты всех мене бывал мне в тягость, плут и весельчак», где, пожалуй, и вся европейская демонология и где огромное количество мыслителей XIX века в диапазоне от Ницше до Шестова. Конечно, это продолжение мысли Серебряного века о необходимости и пользе зла. А Серебряный век, заигрываясь с этим, как мы понимаем, доигрался до полного самоубийства. Но это никого ничему не научило.
К сожалению, очень мало в России мыслителей-читателей, которые рассматривали бы советский проект как продолжение Серебряного века. Такие люди есть, ну, скажем, Жолковский, который говорит о советской стратегии Ахматовой, или, например, Амри Ронен, у которого встречаются подобные мысли. Но прямая преемственность Советского Союза и Серебряного века – ну это, воля ваша, как-то, действительно, слишком уж некрасиво.
