Букет из народных преданий - страница 18

Шрифт
Интервал

стр.

ею я взыскан был непрестанно, —
славит душа моя господа бога.
Твердо я верил в тебя, мой спаситель,
Будь же земля — твоей славы обитель!
Сын мой, я стражду! Взгляни на соседний
холм: там источник прозрачный струится.
Ты принеси мне воды, дай напиться,
чтобы исполнить долг мой последний».
Юноша в глубь удаляется чащи,
вряд ли он сыщет источник журчащий,
дальше идет он лесной гущиною, —
встала скала обомшелой стеною.
Он останавливается перед нею,
и на лице его — светом и тенью —
вспыхивает светлячком удивленье;
дивным он благоуханьем овеян,
невыразимым объят ароматом,
точно стоит перед райским он садом.
И когда юноша, выйдя из чащи,
стал подыматься вверх по ступеням,
странным он был озадачен виденьем;
с яркой весенней листвою шумящей,
яблоня машет навстречу ветвями, —
ветви полны золотыми плодами,
и от плодов тех льется по чаще
райского воздуха запах манящий.
Юноши сердце взыграло при этом,
взор засиял его радостным светом:
«Чудо я вижу! Господь справедливый
старцу в награду создал это диво:
вместо воды он, ему в подкрепленье,
эти плоды возрастил, без сомненья».
К яблоне руку он простирает,
но, не достигши плодов, опускает.
«Не прикасайся, ее не садивший!»—
голоса ропот раздался глухого,
как бы из-под земли выходивший.
Не было вкруг никого здесь живого.
Пень только рядом торчал одинокий,
мох с ежевикой густой обвивался,
да в стороне у заросшей дороги
дуб полусгнивший с дуплом возвышался.
Юноша пень обошел в изумленьи,
глянул в дупло, обреченное тленью,
взглядом окрестность он зорко обводит,
но ни души, ни следа не находит,
всюду безлюдье и запустенье.
«Верно, обманут я звуком случайным,
дикого зверя далеким рычаньем;
может, источник то в камне забивший?»
Так отнесясь к непонятному звуку,
к яблоне вновь поднимает он руку.
«Не прикасайся, ее не садивший!»—
снова грозит ему голос упорный.
Юноша обернулся проворно, —
глядь—это пень тот седой, превеликий
зашевелился под ежевикой;
руки — два корня — к нему простирает,
юношу к яблоне не подпускает;
мохом топорщатся древние брови,
очи краснеют, как бы от крови.
Юноша смертно перепугался,
трижды крестом он себя осеняет;
словно птенец из гнезда выпадает, —
не разбирая дороги — помчался
вниз со скалы, по отрогам и кручам,
ноги кровавя терном колючим,
к старца ногам, прибежав, припадает.
«Ах, мой отец! Злая сила пред нами:
там, на скале одиноко стоящей,
яблонь растет с золотыми плодами,
пень сторожит ее говорящий:
если кто к яблони близко подходит,
корни он тянет, очи наводит,
дьявольской силы взор их горящий!»
«Сын мой! Ошибся ты! Милость господня
то чудо являет: хвала в вышних богу!
Видно, окончу я нынче дорогу,
в этой земле успокоюсь сегодня!
Друг! Отслужи мне последнее ныне:
вверх проведи меня к этой вершине».
Юноша старца приказ исполняет, —
под руки взявши, вверх поднимает.
А когда яблоня к ним уже близко, —
пень перед старцем склоняется низко,
руки простерши, радостно просит:
«Долго, учитель мой, не приходил ты:
саженец твой уже плодоносит,
рви эти яблоки! Сам их садил ты».
«О, успокойся, Загорж мой бедный,
мир я несу тебе в час мой последний!
Знай — бесконечна милость господня:
оба спаслись мы от преисподней.
Ты мне прости, как тебе я прощаю;
прах свой мы рядом сложим сегодня,
ангелам души свои завещая!»
«Истинно!» — молвит Загорж. И в мгновенье
столбиком пыли перегорает:
лишь ежевичных веток сплетенье,
о том, что был он, напоминает.
Вместе с ним, старец, рядом стоящий,
падает мертв, подломивши колени;
отрок один остается средь чащи,
мудрого старца исполнить веленье.
Над головой его тотчас же в гору
две голубицы белых вспорхнули[18]
И, приобщася к ангелов хору,
в глуби небесной они потонули.



ВОДЯНОЙ



В О Д Я Н О Й[19]

I
Над затоном, на тополе
водяной шил-приштопывал
«Месяц, свет лей,
моя нить, шей.
Я сошью себе ботинки
И для суши и для тины:
Месяц, свет лей,
моя нить, шей.
С четверга да на пяток
сошью себе кожушок:
Месяц, свет лей,
моя нить, шей.
Кожух зелен, боты ярки,
завтра к свадьбе мне подарки:
Месяц, свет лей,
моя нить, шей».
II
Рано девица утром встала,
в узелок белье завязала:
«Пойду, матушка, на запруду,
я платки себе стирать буду».
«Не ходи, ты дочь, на запруду,
нынче сны мои были к худу!
Не ходи ты лучше к плотине,

стр.

Похожие книги