§ 1. Нищета постмодернизма в трактовке настоящего и будущего
Можно ли понять будущее, если не придерживаться принципа историзма, отрицать развитие общества, его переход в то или иное качественное состояние?
Ответ очевиден: этого сделать нельзя, ибо без признания развития о будущем сказать нечего. Несмотря на это, сегодня вошли в моду всякого рода теории о «постсовременном обществе», получившие названия «постмодернизма». Одни предлагают вместо «индустриального общества» «постиндустриальное», вторые – вместо «экономического» «постэкономическое общество», третьи – вместо «человеческого» общества «постчеловеческое» и т. п. Предполагается и соответствующая формула, по которой кроится вся и всякая история: «до–теперь–после», и короче «до-после». Все, что было обычно называется традиционным обществом, что есть – модерном, что будет – постмодерном. Под эти рубрики подводится вся история общества, а само деление истории приобретает следующий вид:
– традиционно – современное – постсовременное общество;
– доиндустриальное – индустриальное – постиндустриальное общество;
– доэкономическое – экономическое – постэкономическое общество и т. п.
По такому же образцу стали [5] делить историю философии, социологии и других гуманитарных наук. Так, философию подразделяют на доклассическую, классическую и неоклассическую (постклассическую), социологию – на доклассическую, классическую и постклассическую. Остается лишь таким же образом расчленить историю, т. е. на историю до человека, человеческую и постчеловеческую (нечеловеческую), что тоже уже делается.
Обратим внимание прежде всего на то, что здесь обозначается термином “пост (post)”. По существу у постмодернистов это означает конец истории. В постисторический период, по словам Ф. Фукуямы, нет ни искусства, ни философии, остается лишь тщательно охраняемый музей человеческой истории. В общем, речь идет о конце истории как таковой, завершении эволюции человечества универсализации либеральной демократии как окончательной формы правления [6], т. е. после капитализма уже не может быть истории, наступает конец истории общества, конец истории человечества.
Чтобы обнаружить пустоту деления истории на «до–теперь–после», достаточно поставить вопрос: что последует за «после», т. е. что будет после «после», да еще после третьего «после» и т. д.? Вразумительного ответа на этот вопрос не получить. Так называемая «постальтернатива», «посту» – это номенологическая инсинуация, т. е. лишение термина смысла его деморфимизации. Что такое, например, постчеловек? В лучшем случае нечеловек – это вымысел, в худшем – деградация, смерть человека, когда же требуют еще определить что такое постнечеловек, то это уже самый настоящий мошеннический трюк.
Не зря многих из постмодернистов, в частности Ж. Делеза, причисляют к интеллектуальным мошенникам [7]. В. А Кутырев называет рассуждения о постчеловеке «Еванглией антигуманизма» – «благой» вестью о смерти [8], приводя соответствующее место из книги Ж. Делеза о работах М. -П. Фуко: «В наши дни мыслить можно только в пустом пространстве, где уже нет человека… Всем тем, кто хочет говорить о человеке, его царстве и освобождении, всем тем, кто еще ставит вопросы о том, что такое человек в его сути, всем тем, кто хочет исходить из человека в своем поиске истины…, всем этим несуразностям и нелепым формам рефлексии можно противопоставить “лишь философический смех”» [9].
Приведенные слова говорят и о другой стороне постмодернизма – о его приверженности к архаике, к идее необратимости регресса по отношению к современности. Выступая против будущего, постмодернисты его симметричную альтернативу видят в прошлом. «Пост» в их лексиконе служит не только для обессмысливания будущего, но и настоящего, современности.
Это можно показать на примере постмодернистских рассуждений о современном положении России, о ее капиталистическом настоящем. Вместо того, чтобы увидеть в современном капиталистическом положении российского общества кризис самого капиталистического типа общества, представитель российского модернизма настойчиво твердят, что это кризис установившегося в России архаического, а не современного капитализма. «Как видим, – пишет Ю. Н. Давыдов, – и непромышленный характер “нового русского” капитализма, и фискально-политическое происхождение “новых русских” капиталов, и поразительная “социальная близость” его основных персонажей соответствующих фигурам античного капитализма, – все это позволяет причислить наш нынешний капиталистический тип к архаическому»
