Как только я вошёл, он поднялся со своего места, пожал мне руку и заявил:
— Ну, здравствуйте, товарищ подполковник. Наслышан, наслышан о герое Финской войны — Черкасове. Да и на совещаниях вы в задних рядах не отсиживаетесь.
Он хмыкнул и продолжил:
— Садитесь вон на стул и рассказывайте, зачем пожаловали к нам, в политическое так сказать сердце Красной Армии. Вы же строевой командир и не обязаны при каждом новом назначении получать "добро" в политуправлении. Какая же причина вашего посещения ГПУ?
По его голосу я понял, что на самом деле он доволен моим появлением. Неосознанно я сделал верный ход, а именно, что сразу по оформлении нового назначения явился в первую очередь в политорганы, проявляя уважение и ставя их в первый ряд властных структур. А ГПУ очень ревниво относилось к таким делам. Тем более, что в линейных частях после Финской войны влияние и роль политотделов несколько снизилась. Бытующее ранее двоевластие, резко сместилось в сторону строевых командиров, что естественно привело к повышению боеспособности армии.
Однако шестым чувством я понял, что сразу просить о содействии в переводе Осипа Шапиро не стоит. Нужно сначала поговорить, посоветоваться, как лучше формировать бригаду. Потом можно поплакаться о нехватке хороших кадров и о том, что сам я не большой специалист определять — предан человек коммунистическим идеалам, или является обычным приспособленцем. Вот здесь и можно вспомнить об Осе — проницательном идейном товарище, который ко всему прочему имеет большой организационный талант, и как его уважали красноармейцы в моей бывшей роте. Намекнуть, что если он будет комиссаром бригады, то политорганы вознесутся в его лице на новую высоту.
Исходя из своих ощущений, я и начал излагать свои представления о противотанковой бригаде. И об этом говорил так, как будто советовался с более мудрым и опытным товарищем. Правда, заметив по его лицу, что он заметно заскучал, тут же закончил говорить о сравнительных технических характеристиках пушек и перешёл к теме, которая как мне казалась должна его заинтересовать гораздо больше. Слегка понизив голос, как будто раскрываю какую-нибудь тайну, я сказал:
— Знаете, товарищ полковой комиссар, я человек из народа и, может быть, поэтому считаю средства, которые тратятся. Производство одной сорокапятки обходятся в десять тысяч рублей, а обычной трёхдюймовки в несколько раз больше, это же касается и снарядов. Так лучше за эти деньги в бригаду дать больше сорокапяток и зенитных 37мм пушек.
Семён Маркович оживился, посмотрел на меня с интересом и произнёс:
— Надо же, первый раз слышу, чтобы строевой командир говорил о стоимости его оружия. Обычно все с пеной у рта доказывают, что им нужно более мощное и современное вооружение и не важно, чего это стоит для страны. Похвально, похвально, подполковник, что вы думаете, на какие лишения идёт Советский народ, чтобы оснастить свою армию нужным вооружением. Молодец, не отрываетесь от трудовых масс, а то многие старшие командиры уже забыли, откуда они вышли. Хорошо, Черкасов, я вас понял, мы постараемся по этому поводу что-то сделать. Я ещё сегодня позвоню в Минск, члену военного совета Западного особого военного округа и попрошу посодействовать в ваших начинаниях.
Было ясно, что время моей аудиенции подошло к концу и пора, как говориться — честь знать. Я сделал вид, что сейчас встану и начну прощаться. Но потом, как будто вспомнил что-то важное, прогнал глуповато-признательное выражение с лица и сказал:
— Товарищ полковой комиссар, тут ещё есть один животрепещущий вопрос для формирования бригады. Это подбор кадров. Не зря же товарищ Сталин заметил, что кадры решают всё. Я человек не очень опытный, таким крупным соединением ещё не командовал. Прошу вас посодействовать в подборе опытных политработников. Я хорошо знаю только одного, это старший политрук Осип Абрамович Шапиро. Замечательный, политически подкованный специалист по работе с людьми. Вот бы было хорошо, если его назначили ко мне заместителем по политчасти. Человек совершенно бесстрашный, может повести за собой людей. Настоящий комиссар.
